Торопец
Судьба страны решается не только в Москве и больших региональных столицах. Игнорировать это — значит отгородиться от важной части нашей общей реальности. Недаром среди жителей мегаполисов уже не первый год растет мода на внутренний туризм с целью ближе узнать свою страну. У некоторых из малых городов России славное прошлое, но сегодня они переживают не лучшие времена. В некоторых — жизнь кипит с прежней силой. Но все они одинаково важны для понимания того, как возникла, сформировалась и живет сегодня наша страна. А значит, самое время узнать эти города в лицо.
Вероятно, Торопец — ровесник Ладоги, одного из древнейших городов Руси. Правда, как он назывался в те далекие времена, не меньше 12 веков назад, доподлинно неизвестно. Поздние предания или легенды донесли до нас имя Кривитеск, Кривечь. Славянское племя кривичей сидело на этих болотистых, мокрых землях. От воды и богатело — по рекам шли лодьи, груженные мехами, серебром, янтарем, жемчугом, тканями.
По склонам Валдайской возвышенности проходит водораздел между всеми главными речными системами, на которых выросла Русь. Водными путями отсюда можно было плыть в любую сторону — на Балтику, в Скандинавию, в арабские страны, в византийские «греки». Здешние места были узловыми — «пересадочными» на огромном торговом пространстве от северо-запада Европы до Каспия, сложившемся в VIII веке. На волоках, по которым перетаскивали речные суда, росли, как грибы, поселения. Но лишь единицы из них обрели долгую жизнь и вошли в историю. Торопец, лежащий в крутой излучине реки Торопы, что перебегает из одного озера в другое, — как раз тот случай.
И конечно, первый известный в истории житель Торопца был богатый купец. Звали его Чернь. Однажды в церкви он услышал слова Христа из Евангелия: …все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах, и приходи, следуй за Мною (Лк 18:22). Торопецкий купец буквально исполнил эти слова. Он раздал все и ушел в Киев, стал монахом Печерского монастыря с именем Исаакий. О его непростом подвижничестве и войне с бесами рассказывает под 1074 годом первая русская летопись («Повесть временных лет»). Этот год принято считать датой рождения Торопца. Но Чернь пришел в Киев в начале 1060-х годов, его родной город к тому времени уже давно процветал торговлей и ремеслами.
Сто лет спустя Торопец — один из значимых центров Смоленского княжества и поставщик княжеского двора. Местные рукодельницы вышивают узорные скатерти, украшающие пировальные столы в княжьих хоромах. А сам город на берегу озера Соломенного (Соломено) обносят более мощными деревянными укреплениями на валах, окружают рвом. Центру самостоятельного Торопецкого княжества, каким он стал с 1168 года, пристало быть сильной крепостью, образцом прогрессивной фортификации.
Купцы Древней Руси умели постоять за себя, защитить свое добро. Торговая предприимчивость органично соединялась с воинственностью. В эпоху постоянных княжьих распрей торопчане нередко оказывались участниками междоусобных войн. На второй год жизни Торопецкого княжества они ходили в составе коалиционного войска на Киев. Новгородцы тем временем, воспользовавшись случаем, попытались взять Торопец. Но разграбили только посад, а крепость им не далась. Через год торопчане отомстили, поучаствовав в походе большого войска на Новгород.
И с князьями Торопцу везло — один другого удачливей, отважней, громче именем: Мстислав Храбрый, Мстислав Удалой, Александр Невский. Отец последнего, великий князь владимирский Ярослав Всеволодович, хотя и враждовал с Мстиславом Удалым, однако женился на его дочери. По родственному долгу или велению души он стал покровителем и защитником Торопца, гонял со своей дружиной его обидчиков. Обидчики к тому времени появились уже не свои, русские, а чужие — литовцы. Несколько раз их выбивали с торопецкой земли, пока Александр Невский, перенявший родовой торопецкий удел от матери, не отбил надолго литовцам охоту к набегам. Это было в 1245 году, после двух его знаменитых битв со шведами и немцами.
За несколько лет до того в Торопце сыграли свадьбу Александра с княжной из Полоцка. О том, какое место в княжеских раскладах занимал Торопец, говорит то, что в Новгороде, где княжил Александр, свадьбу праздновали уже после венчания и пира в Торопце. Торопецкое княжество лежало посередине между крупными политическими игроками Руси — Владимиро-Суздальской, Смоленской, Новгородской землями и, разумеется, город пользовался выгодами положения.
Торопчане знали толк в войнах, уважали купеческую ловкость и, надо думать, были крепкими богомольцами. При всей своей купеческой хитрости, позднее вошедшей в присловье (торопчане — «чертовы головы»), они, видимо, умели замаливать грехи. И сколько б ни обрушивались на них Божьи кары — частые пожары, наводнения, мор и вражьи набеги (а воспринималось это именно как наказание за грехи), — город всякий раз воскресал и обустраивался заново. Благодарили за это Божью Матерь, молясь перед городской святыней, Торопецкой иконой Богородицы.
История появления в Торопце этой иконы так запутанна, что уже не разберешь, где реальность, а где вымысел местных хитрецов ради славы своего города. Предание гласит, что это одна из корсуньских святынь, которые князь Владимир, перед тем как крестить Русь, привез из крымского Корсуня-Херсонеса. Другая версия говорит, что эту икону, копию той, которую написал в древности евангелист Лука, выпросила в Византии святая Евфросиния Полоцкая. А в Торопец из Полоцка ее будто бы привезла как приданое невеста Александра Невского…
В XVII веке царь Алексей Михайлович повелел возвести в Торопце для этой святыни каменный Корсунско-Богородицкий собор.
В середине XIV века Литва все-таки прибрала к рукам уничтоженный пожаром Торопец. Через полтора столетия его войной вернул собиратель Руси Иван III. К тому времени торопецкий кремль обосновался на новом месте — на острове между протоками Торопы. Так было безопаснее. Фортификаторы Московской Руси на протяжении XVI—XVII веков поддерживали стены и девять башен-стрельниц этой пограничной заставы в боевой готовности. Польско-литовские правители не оставляли попыток снова завладеть западными русскими землями. В Ливонскую войну город безуспешно осаждал польский король Стефан Баторий. В Смутное время под Торопцем разбили интервентов, хозяйничавших в нем.
Лишь во второй половине XVII века вновь настало золотое время торопецкого купечества. Размахом своих международных связей местные купцы чуть позднее удивили и восхитили Петра I. Город их стараниями вновь процвел. Не осталось ни одной деревянной церкви — все стали каменными, улицы тоже нарядились в каменные дома. Торопчане любили красоту — изразцовый декор церквей, пышные женские костюмы с обилием речного жемчуга. «Торопецкое барокко» прослыло позднее у искусствоведов самостоятельной архитектурной школой, которой город обязан своим неповторимым обликом, оригинальной панорамой.
«Вы подъезжаете к Торопцу, и вам еще за несколько верст бросаются в глаза сияющие купола разноцветных массивных каменных церквей, слепившихся в одну кучу и отвлекающих ваш взор от всего другого», — так описывал его очевидец из XIX века. В то время в небольшом и уже глубоко провинциальном городке было два десятка живописных храмов.
Кирпичная трёхпрестольная церковь. Лучший из памятников барокко в Торопце. Построена на средства купца Гундорова в 1760-х. Двухэтажный храм с восьмигранным куполом и восьмигранной колокольней с богатым декоративным убранством в духе барокко. В XIX в. своего причта не имела, была приписана к Корсунскому собору. В настоящее время в церкви расположен краеведческий музей. Фото: Belliy, wiki
Но все же символом Торопца стали не церкви и не купеческие атрибуты. На его гербе изображены сторожевая башня и боевой лук. «Твой государев порубежный город Торопец искони стоит на крови», — писали некогда торопецкие челобитчики царю Алексею Михайловичу, поминая боевое прошлое. К XIX веку та кипень бурной русской истории остыла и застыла в памятниках древности, отлилась в пестрое разнообразие церквей. Из торопецкого мирного захолустья вышло немало известных людей (одних адмиралов почти два десятка). Но, может быть, наилучшим сосудом, воспринявшим в себя этот дух русской героики, глубокой и стойкой веры, стал сын местного священника Василий Беллавин — будущий патриарх-исповедник начала советской эпохи, святитель Тихон.
Проект журнала «Фома» — «Малые города — герои России»
foma.ru
