Значение евхаристической символики
Можно привести много примеров того, какое значение имеют символ и образ в жизни члена Церкви, независимо от того, какой смысловой оттенок мы вкладываем в эти слова[1].
И символ (σύμβολον) веры, невидимо устрояющий дух человека (в немногих словах заключающий многое), и образы (τρόποι) совершенной человеческой жизни Христа, заключённые в Его заповедях, которым стремится подражать христианин, — всё это направляет человека к соединению с Богом, к богопознанию, которое есть соприкосновение человека с реальностью иного, божественного, бытия.
Образом, иконой (ὄικον) Христа Спасителя являются для нас святые, несут этот образ и преемники апостолов — епископы. Хотя каждый человек способен непосредственно соприкоснуться с Богом, однако это соприкосновение окажется неполным, если прервать 7цепь многих людей, живых и усопших, составляющих тело Церкви в истории. Так живые и ипостасные образы Христа направляют человека к соединению с Ним, подобно тому, как и Сам Христос, будучи «образом (χαρακτήρ) ипостаси» Отца (Евр. 1.3), соединяет с Отцом Свою Церковь.
Образы, напечатлённые в душе человека, способны пробудить в нём благие или злые движения, в соответствии с тем, что они отображают и к чему призывают. Многие реалии прошлого становятся прообразами (тем, что в древнегреческом языке именуется τύπος) настоящего и будущего, потому что они способны привести к нему человека.
Вместе с тем, реальность богоприсутствия, обнимающая собой и прошлое, и будущее, безмерна для ограниченного человека. Символы и образы не только предваряют отображаемую ими реальность, но и сопутствуют, соприсутствуют ей.
«Символы не просто напоминают нам о чем-то, имевшем место «в прошлом» и давно ушедшем. То, что случилось «в прошлом», дало начало «Вечному». Все священные символы являют собой и в себе истинную Реальность, которую абсолютно адекватно раскрывают и передают, — говорит о значении символа прот. Георгий Флоровский, указывая на высшую точку значения церковной символики. — Эту священную символику венчает великая Тайна Святого Алтаря. Евхаристия — сердце Церкви»[2].
Значение символа или образа в Евхаристии, как вообще в Литургии и во всём богослужении Церкви, уникально. Реальность Святых Даров и евхаристического присутствия Христа с Церковью, евхаристической Жертвы Христовой нисколько не отрицает возможность и даже совершенную необходимость соприсутствующих этой реальности символов и образов. Ведь образ есть то средство, которое помогает человеку соприкоснуться с реальностью, увидеть и прочувствовать её, и, в конечном счёте, соединиться с ней.
Евхаристические Тело и Кровь Христовы и сама Его Жертва абсолютно реальны, но природа человека, участника Таинства Евхаристии, ограниченна — она неспособна вместить то, что превышает законы времени и пространства. А именно таковыми, превышающими наши земные законы времени и пространства, являются и воскресшее и прославленное Тело Христово, и приобретшая вневременный характер Его Жертва[3]. Поэтому, говорит свт. Никифор Константинопольский, Таинство Евхаристии и «совершается при помощи символов»[4].
О значении евхаристического символизма один из современных исследователей пишет: «Символ есть нечто совершенно необходимое в Евхаристии, но он лишь дополняет реальность, не заменяя её… И реальность, и символ суть две необходимые «составляющие» Таинства Евхаристии; не только Тело и Кровь Христовы, но и Его смерть являются нам в Таинстве, как истинная реальность; познаются же и воспринимаются нами через символ»[5].
В самом общем плане можно говорить о двух типах евхаристических образов: во-первых, о тех образах, которые являются неотъемлемой составляющей самого Таинства и, соответственно, так или иначе отражены в чинопоследовании Литургии, и, во-вторых, о тех образах, которые святые отцы используют в качестве сравнений и объяснений при описании евхаристических реалий.
Возможно также выделить четыре группы евхаристических образов сообразно отображаемому ими предмету: образы Святых Даров, Жертвы Христовой, преложения и, наконец, экклезиологические образы, связанные с евхаристическим изменением причастника, члена Церкви. Указанные виды символики будут рассмотрены в настоящем докладе.
Уже сами вещества Евхаристии — хлеб и вино — предстают важнейшими символами этого Таинства, предваряющими всю прочую евхаристическую и литургическую символику.
На протяжении всего ветхозаветного времени хлеб и вино являли собой важнейшие реалии жизни израильского народа. Они выступают символами жизни и радости, символами всего, что питает человека. В книге Бытия имеется наиболее раннее свидетельство прообразовательной евхаристической символики хлеба и вина: «Мелхиседек, царь Салимский, вынес хлеб и вино, — он был священник Бога Всевышнего» (Быт. 14.18). Христианское понимание этого текста заключается в том, что Мелхиседек и вынесенные им хлеб и вино прообразуют Христа-Спасителя, приносящего Свои Тело и Кровь в Жертву за грехи мира и подающего их в пищу страждущему человеку, а Авраам символизирует человека, приходящего к Богу. В Ветхом и Новом Завете встречаются и другие прообразы Евхаристии: манна, посылавшаяся Богом с неба израильскому народу в пустыне и воспринимавшаяся сознанием ветхого человека как «хлеб небесный», хлебы предложения, новозаветные чудеса претворения воды в вино и умножения хлебов.
К моменту установления Спасителем Таинства Евхаристии хлеб и вино стали символами пищи как таковой. Слова Христовы «Плоть Моя истинно есть пища и Кровь Моя истинно есть питие» (Ин. 6.55) подтверждают эту мысль и вместе с тем закладывают основание евхаристического символизма Церкви. Сам Спаситель называет Себя «Хлебом Небесным», «Хлебом, сшедшим с небес» (Ин. 6.32, 41 и др.), «Хлебом жизни» (Ин. 6.35, 48, 51), «Хлебом Божиим» (Ин. 6.33).
Евхаристическая символика хлеба весьма характерна для отцов Древней Церкви. «Хлеба Божия желаю, хлеба небесного, хлеба жизни»[6], — восклицает сщмч. Игнатий Антиохийский, повторяя слова Христовы. «Чистым хлебом Христовым»[7], по мысли святого Игнатия, надлежит стать христианину, идущему по пути своего Спасителя и соединившись с Ним. Сходная мысль звучит в Дидахи, здесь единство евхаристического Хлеба есть ни что иное, как образ евхаристического единства Церкви, народа Божия[8]. Ориген, а вслед за ним целый ряд святых отцов (свтт. Иоанн Златоуст, Амвросий Медиоланский и многие др.), слова молитвы Господней о насущном хлебе, то есть о существенном питании человека, прямо относят к Евхаристии[9]. Символика хлеба как пищи подчёркивается свт. Григорием Нисским: «Человеку пищей по преимуществу бывает хлеб»[10], — так скажет он о всяком хлебе — земном и Небесном.
В основании евхаристической символики хлеба лежит следующая ключевая мысль. Земной хлеб — земная пища человека — символизирует собой самого Христа Спасителя, которого святые отцы именуют Хлебом в собственном смысле этого слова: Христос есть «Хлеб Жизни», ибо Он есть «Жизнь по природе»[11], — говорит свт. Кирилл Александрийский. Христос «есть Хлеб Небесный,… [Тот,] Кого опыт действительности показывает таковым по природе»[12], «в собственном и истинном смысле Хлеб Жизни»[13]. Земной хлеб, таким образом, носит именование «хлеба» лишь по подражанию и уподоблению: он питает собою плоть так же, как Хлеб Небесный — Христос — питает собой дух, а вместе с ним — и всю природу человека.
Образы вина, винограда, виноградной лозы, прообразующие, изображающие и именующие Кровь Христову, также вполне характерны для отцов Древней Церкви. «Святой лозой виноградной», вспоминая слова Спасителя (Ин. 15.1), называет Дидахи Кровь Христову[14]. Она дана человеку «в наслаждение»[15], плод лозы, питаемый Святой Кровью, символизирует членов Христовой Церкви. Сщмч. Киприан Карфагенский, вспоминая библейские прообразы Крови Христовой, отстаивает принципиальное значение евхаристической символики вина. Вино и вода в его толковании становятся двумя символами — Христа и причастников Его Тела и Крови; их смешение символизирует евхаристическое соединение Христа с Церковью: «Вода и вино после смешения в Чаше Господней так неразрывно и тесно соединяются между собою, что не могут отделяться одно от другого: так точно ничто не может отделить от Христа Церкви»[16]. Подобные образы встречаются и у позднейших святых отцов.
Помимо собственно литургической символики хлеба и вина, в ранней Церкви можно встретить и иные, например экзегетические, образы Евхаристии.
Чудо умножения хлебов Спасителем, будучи одним из новозаветных прообразов Евхаристии, может изображать в древнейшей иконографии евхаристическое Тело Христово (Мк. 6:34-44, Мк. 8:1-9) — при этом нередко наряду с пятью хлебами вместо двух изображалась одна рыба, символизирующая собою Христа[17].
Ярким примером внелитургического символизма Евхаристии, не связанного с тематикой хлеба или вина, предстаёт экзегеза Климента Александрийского, одного из родоначальников символического метода толкования в Церкви. Приводя разные образы Тела и Крови Христовых, Климент Александрийский особенное внимание уделяет образу молока, изображающему Кровь Христову. Все христиане — суть духовные младенцы, именно поэтому «Кровь Логоса оказывается молоком»; «нет ничего питательнее молока, ничего слаще, ничего белее. Как похоже оно на духовную пищу! – восклицает Климент. — И эта духовная пища [Евхаристия] точно так же питательна, потому что приносит с собою жизнь; и эта духовная пища точно так же сладостна, потому что представляет собой благодать; бела эта духовная пища, потому что это — день Христов»[18]. Отголосок данного образа присутствует и у позднейших святых отцов[19].
Можно встретить и другие, более редкие, образы Святых Даров — например, образы масла[20] или меда.
Важнейший пласт литургической символики составляет евхаристическая символика Жертвы Христовой. Она напрямую связана с теми вещественными и смысловыми образами (хлеб, вино, агнец), которые сопровождают Святые Дары, как до, так и после их преложения.
Совершаемые над Святыми Дарами литургические действия, несущие в себе жертвенную символику, — возношение, добавление теплоты, раздробление, вхождение в уста причастников Тела и Крови Христовых и прочие — представляют собой образную, символическую сторону антиномического в своей основе евхаристического единства реальности и символа. У святых отцов это антиномическое единство реальности и символа выражено в понятиях единое — разделяемое, принимающее — принимаемое, живое — неживое, недержимое — держимое. В то время как во образах Христос разделяется на частицы, входит в уста причастников, имеет вид «мёртвого» хлеба и содержится человеком, истинно, невидимо и неизреченно происходит нечто прямо противоположное, представляющее соприсутствующую образу реальность Богоприсутствия — Христос остаётся единым и неделимым, Он не входит в причастника, но Сам принимает его в Себя, пребывает живым и воскресшим и, наконец, будучи Богом, не может быть удержан человеком, сохраняя Себя только в достойных.
Эти евхаристические «антиномии» символа и реальности характерны уже для самой ранней церковной письменности (особенно для сщмч. Игнатия Антиохийского[21]). Позже к ним добавляются новые смысловые коннотации (например, у прп. Симеона Нового Богослова и свт. Григория Паламы), сохраняющие сам принцип.
Святые отцы и учители Древней Церкви приводят немало интересных внелитургических образов и сравнений, связанных с евхаристической Жертвой Христовой. Возможно, самым ярким из них является уникальный в своём роде евхаристический образ, приводимый сщмч. Игнатием Антиохийским: каждый христианин через подражание Христу призван стать «ветвью Креста» Христова[22], отображая в самом себе Его Жертву. Для самого святого Игнатия эта личная христианская жертва — смерть за Христа от зубов зверей. Разрыв и даже полное уничтожение собственной плоти осмысляются святым Игнатием в качестве евхаристических образов: «Я — пшеница Божия, пусть измелют меня зубы зверей, чтобы я сделался чистым хлебом Христовым… сделался жертвою Богу[23], — восклицает святой. — Тогда я буду поистине учеником Христа, когда даже тела моего мир не будет видеть»[24]. Разрыв человеческой плоти зубами львов выступает для святого образом евхаристического раздробления Святых Даров, а невидимость его тела — образом сокрытости Тела Христова в Его истинном облике под видами хлеба и вина. «Огонь и крест, толпы зверей, рассечения, расторжения, раздробления костей, отсечение членов, сокрушение всего тела»[25], — такова натуралистическая напряжённость этого евхаристического образа. Подобное встречается и в более позднее время; так, например, с символическим евхаристическим натурализмом святого Игнатия Антиохийского сходен натурализм другого святого — Иоанна Златоуста[26].
Иная группа евхаристических образов связана с тематикой преложения Святых Даров. Несмотря на неизреченный характер преложения, святые отцы предпринимали попытки проиллюстрировать это таинственное изменение в земных образах, в аналогиях, которые, по большей части, призваны были подчеркнуть характер тайны. Все образы преложения, таким образом, носят не литургический, а описательный характер, характер сравнений и примеров.
У авторов Древней Церкви можно выделить три таких образа: творения Богом мира, крещения и приёма человеком пищи. Образы, разрозненно приводимые у более ранних отцов (например, у свт. Григория Нисского[27] и свт. Иоанна Златоуста[28]), впоследствии были собраны воедино прп. Иоанном Дамаскиным его книге «Источник знания»[29]. Аналогии евхаристического преложения с творением мира и Таинством крещения призваны подчеркнуть безмерность и неисследимость силы Божией, тогда как образ приёма пищи человеком, напротив, являет пример изменения, происходящего в обычной жизни человека и имеющего не сверхприродный, но природный характер. Свт. Григорий Нисский, приводя данный евхаристический образ, даже как бы несколько «приземляет» Таинство, подчёркивает определённую близость сущностей хлеба и вина, с одной стороны, и сущностей человеческих плоти и крови, с другой: «И оное [Христово] Тело поддерживалось [т.е. питалось] хлебом… Посему не без основания верую, что хлеб, освящаемый Божиим Словом, и ныне претворяется в Тело Бога Слова. Ибо и оное Тело в действительности было хлеб,… Которого состав был из хлеба и которое некоторым образом само было хлеб… [Так Христос] посредством Плоти сообщает Себя всем уверовавшим, у которых состав из вина и хлеба»[30]. Данный евхаристический образ свт. Григория нисколько не умаляет святоотеческую мысль, противополагающую живую сущность Хлеба Небесного, Плоти и Крови Христовых, и «мёртвость», безжизненность земной пищи — хлеба и вина.
Особенное богословское значение, равно как и довольно большое разнообразие, имеет евхаристическая символика, связанная с человеком.
Таинство Евхаристии, как и всякое Таинство Церкви, совершается над человеком и при участии человека. Совершаемое в Евхаристии преложение Святых Даров продолжается и завершается «преложением» человека — «преложением» причастников в Тело Христово[31].
Святые отцы Древней Церкви проводят определённую параллель между двумя изменениями: тем, что совершается в Таинстве с веществами, и тем, что совершается в причастниках — и то, и другое становится Телом Христовым, хотя и различным образом. В определённом смысле, само преложение Святых Даров приобретает характер и черты евхаристической символики, становится образом евхаристического изменения, происходящего в человеке[32].
Эту мысль впервые формулирует Дидахи, древнейший памятник конца I века: «Как был этот [Хлеб] преломленный рассеян по горам и, собранный, стал един, так да соберётся и Церковь Твоя от концов земли в Твое Царствие»[33]. Впоследствии данный ключевой образ будет повторен многими святыми отцами: сщмч. Киприаном Карфагенским[34], свт. Иоанном Златоустом[35] и другими.
Другим, не менее важным и сформулированнным отцами Древней Церкви, евхаристическим образом (или прообразом), связанным с человеком, выступает Боговоплощение. Боговоплощение, как и всё происходящее в отношениях Бога и человека, синергийно; синергийно и Таинство Евхаристии. Как Пресвятая Богородица приготовляет Себя ко встрече с Богом, так поступают и причастники-члены Церкви. Как Сын Божий рождается от Её пречистой плоти, так и в причастниках, подготовленных к совершению Таинства Евхаристии и соединившихся друг с другом в общении единомыслия и любви, «зачинается» и «рождается» Христос.
Корни этого евхаристического образа возможно обнаружить в вышеприведённых словах Дидахи, однако впервые ясное уподобление Евхаристии Боговоплощению встречается у св. Иустина Мученика в его первой Апологии: «Как Христос, Спаситель наш, словом Божиим воплотился и имел плоть и кровь для спасения нашего, таким же образом Пища эта, над которой совершено благодарение через молитву слова Его и от которой через уподобление получает питание наша кровь и плоть, есть — как мы научены — плоть и кровь того воплотившегося Иисуса»[36]. Впоследствии этот евхаристический образ будет повторяться и развиваться многими другими отцами (свв. Иоанном Дамаскиным, Симеоном Новым Богословом, Николаем Кавасилой, Геннадием Схоларием и др.), обогащаясь различными оттенками мысли.
Так, например, прп. Симеон Новый Богослов указывает на «существенность» соединения Христа с причастником Святых Тайн, изображаемую в данном образе: «Бог Слово Отчее входит и в нас, как и во утробу Приснодевы: мы приемлем Его, и Он бывает в нас, как семя… Так зачинаем Его и мы, не телесно, как зачала Дева и Богородица Мария, но духовно, однако же — существенно»[37].
Образ соединения причастника со Христом в Евхаристии описывается святыми отцами различными способами, наиболее интересным из которых является двойственное изображения этого соединения у прп. Симеона Нового Богослова, изображающего одновременное вхождение Тела и Крови Христовых в причастника, и причастника — во Христа. Подобным же образом имеет свою оборотную сторону в его изображении и евхаристический образ Боговоплощения: «Бессмертное и нетленное воплощенное Слово бессмертного и нетленного Бога рождало и рождает всегда сынов бессмертных и нетленных»[38]. Следует заметить, что у некоторых отцов возможно встретить толкования данного евхаристического образа (Боговоплощения) в применении к Таинству крещения, а не Евхаристии[39].
Используются святыми отцами и другие, более простые, образы евхаристического соединения человека со Христом: образ сплава металлов[40], образ горящего угля[41], образ расплавленного воска[42], упоминавшийся выше образ смешения вина и воды и другие. Интересен образ противоядия, приводимый свт. Григорием Нисским: «Что же это за противоядие? …Как, по слову апостола, «мал квас все смешение» делает подобным себе (1 Кор. 5.6), так и Тело, преданное на смерть Богом, входя в наше тело, целое претворяет и пременяет в Себя»[43].
Встречаются у святых отцов и образы, связанные с недостойным причащением человека. Прежде всего, в них используется символика огня или, реже, воды. Огонь, попаляющий недостойного, или вода, протекающая по желобу (который символизирует того же недостойного причастника) — эти святоотеческие образы в определённом смысле противоположны друг другу своими акцентами. Если образ огня попаляющего достаточно традиционен (он встречается у множества святых отцов, таких, как свв. Иоанн Златоуст, Ефрем Сирин, Иоанн Дамаскин и др.[44], и восходит к ветхозаветным образам «огня неприступного»), то образ воды и желоба — достаточно поздний, используемый прп. Симеоном Новым Богословом[45] и находит своё отражение у свт. Григория Паламы[46]. Если огонь указывает на последствия недостойного причащения для человека, то вода — на неприступность Божественной благодати, невозможность для неочищенной природы человека освятиться и обожиться.
Древнецерковные авторы прибегали к различным символам и образам при изложении учения о Евхаристии с целью раскрыть значение этого Таинства в жизни христианина. Эта символика и доносимый ею смысл не только не утратили своего значения в наши дни, но наоборот, приобрели особую актуальность в силу возвращения к практике регулярного и частого причастия во многих поместных Православных Церквах. «…Призываю каждого из вас причащаться как можно чаще, — сказал во время проповеди за Божественной Литургией в Великий четверг 2014 г. Патриарх Московский и всея Руси Кирилл. — Мы живем в такое время, когда нам необходима благодатная помощь Божия, — почти каждый день, как то было в древние времена, во времена святых апостолов, когда практически каждый день христиане собирались для того, чтобы совершить Святую Евхаристию. По многим обстоятельствам для нас невозможно такое частое причащение,… и нельзя, как говорит апостол Павел, вкушать Тело и Кровь Христову в суд или во осуждение. Нужно приуготовлять себя к этому великому Таинству, но не так, чтобы приготовление становилось препятствием к причащению»[47]. Изложенная выше символика Евхаристии у отцов Древней Церкви призвана напомнить, о том, что причастие Святых Даров — это не только приобщение благодати Божией, но и личная встреча со Христом, Который объемлет Собой причастника и необъяснимо преображает всю его жизнь.
Доклад ректора Санкт-Петербургской православной духовной академии архиепископа Петергофского Амвросия на Международном богословском конгрессе «Важность и значение Таинств Исповеди и Евхаристии для современного православного богословия, духовности и мисси», прошедшего в Бухаресте 6 октября 2014 года.
Библиография:
1. Симеон Новый Богослов, прп. Слово 41 // Симеон Новый Богослов, прп. Творения. В 3-х т. Т. 1. М., 1892.
2. Ориген. Толкование на молитву «Отче наш» // Отцы и учители Церкви III века. В 2-х т. Т. 2. М., 1996.
3. Мефодий Патарский, свт. Пир десяти дев // Отцы и учители Церкви III века. В 2-х т. Т. 2. М., 1996.
4. Легеев М.В. Учение Церкви о преложении Святых Даров в Таинстве Евхаристии по трудам святых отцов в период VI–XV веков / Диссертация на соискание ученой степени кандидата богословия. СПб.: СПбПДА, 2010.
5. Легеев М.В. Евхаристические образы у св. Игнатия Антиохийского // Христианское чтение. 2010. № 2. С. 145-157.
6. Климент Александрийский. Педагог. М.; Нью-Йорк, 1996.
7. Кирилл, Патриарх Московский и всея Руси. Призываю каждого из вас причащаться как можно чаще / Проповедь за Божественной Литургией 17.04.2014 г. // Сайт «Православие и мир». URL: http://www.pravmir.ru/patriarh-kirill-prizyivayu-kazhdogo-iz-vas-prichashhatsya-kak-mozhno-chashhe/ (дата обращения 08.08.2014).
8. Кирилл Александрийский, свт. Толкование на Евангелие от Иоанна // Кирилл Александрийский, свт. Творения. В 3-х тт. Т. 3. Ч. 2. М., 2002.
9. Иустин Мученик, св. Апология первая // Памятники древнехристианской письменности. М., 2005. С. 87.
10. Иоанн Златоуст, свт. Толкование на святого Матфея евангелиста // Иоанн Златоуст, свт. Творения. В 12 т. Т. 7. Кн. 2. СПб., 1901.
11. Иоанн Златоуст, свт. Толкование на 1 послание к Коринфянам // Иоанн Златоуст, свт. Творения. В 12 тт. Т. 10. Кн. 1. СПб., 1904.
12. Иоанн Златоуст, свт. Беседы о покаянии // Иоанн Златоуст, свт. Творения. В 12 т. Т. 2. Кн. 1. СПб., 1896.
13. Иоанн Златоуст, свт. Беседы на Евангелие св. ап. Иоанна Богослова // Иоанн Златоуст, свт. Творения. В 12 т. Т. 8. Кн. 1. СПб., 1902.
14. Иоанн Дамаскин, прп. Источник знания. СПб.: Наука, 2006.
15. Игнатий Антиохийский, сщмч. Послание к траллийцам // Писания мужей апостольских. М.: Издат. Совет РПЦ, 2003.
16. Игнатий Антиохийский, сщмч. Послание к римлянам // Писания мужей апостольских. М.: Издат. Совет РПЦ, 2003.
17. Игнатий Антиохийский, свщмч. Послание к римлянам // Писания мужей апостольских. М.: Издат. Совет РПЦ, 2003.
18. Игнатий Антиохийский, свщмч. Послание к ефесянам // Писания мужей апостольских. М.: Издат. Совет РПЦ, 2003.
19. Ермилов П.В. Константинопольские споры XII века о богословии Евхаристии // Православная энциклопедия. Т. XVII. М., 2008. С. 625–629.
20. Дидахи // Писания мужей апостольских. М.: Издат. Совет РПЦ, 2003.
21. Григорий Палама, свт. Беседа о Святых и страшных Христовых Тайнах // Григорий Палама, свт. Омилии. В 3-х частях. Ч. 3. М.: Паломник, 1993.
22. Григорий Нисский, свт. Большое огласительное слово // Григорий Нисский, свт. Догматические сочинения. В 2-х т. Т. 1. Краснодар, 2006. С. 52.
23. Nicolae Mephonensis. Ad eos qui haesitant, aiuntque consegratum panem et vinum non esse Corpus et Sanguinem Domini nostri Jesu Christi // PG. 135. Col. 509-518.
24. Nicephori Constantinopolitani. Antirrheticus Secundus // PG. 100. Col. 329-374.
25. Florovsky G., The Resurrection of Life // Bulletin of Harvard University Divinity School. 1952, April. XLIX. № 8. P. 5-26.
26. Anastasii Sinaitae. Viae dux adversus acephalos // PG. 89. Col. 35-310.
27. Симеон Новый Богослов, прп. Слово 45 // Симеон Новый Богослов, прп. Творения. В 3-х т. Т. 1. М., 1892.
Сноски:
[1] В греческом языке, например, обобщённое понятие «образ» может быть передано множеством различных слов, имеющих соответствующие оттенки значения: τύπος, σύμβολον, χαρακτήρ, ἔιδος, ὄικον, τρόπος и др.
[2] Florovsky G., archpriest. The Resurrection of Life // Bulletin of Harvard University Divinity School. 1952, April. XLIX. №. 8. P. 24. В русском переводе статья известна под названием «О бессмертии души».
[3] См, например, о Теле Христовом: Anastasii Sinaitae. Viae dux adversus acephalos // PG 89. Col. 300D); о жертве Христовой: Nicolae Mephonensis. Ad eos qui haesitant, aiuntque consegratum panem et vinum non esse Corpus et Sanguinem Domini nostri Jesu Christi // PG. 135. Col. 509A; Ермилов П.В. Константинопольские споры XII века о богословии Евхаристии // Православная энциклопедия. Т. XVII. М., 2008. С. 625–629.
[4] Nicephori Constantinopolitani. Antirrheticus Secundus // PG. 100. Col. 336B.
[5] Легеев М.В. Учение Церкви о преложении Святых Даров в Таинстве Евхаристии по трудам святых отцов в период VI–XV веков / Диссертация на соискание ученой степени кандидата богословия. СПб.: СПбПДА, 2010. С. 60.
[6] Игнатий Антиохийский, сщмч. Послание к ефесянам // Писания мужей апостольских. М.: Издат. Совет РПЦ, 2003. С. 337.
[7] Игнатий Антиохийский, сщмч. Послание к римлянам // Писания мужей апостольских. М.: Издат. Совет РПЦ, 2003. С. 354.
[8] Дидахи. 9.4 // Писания мужей апостольских. М.: Издат. Совет РПЦ, 2003. С. 52–53.
[9] Ориген. Толкование на молитву «Отче наш» // Отцы и учители Церкви III века. В 2-х т. Т. 2. М., 1996. С. 96–101.
[10] Григорий Нисский, свт. Большое огласительное слово. Гл. 37 // Григорий Нисский, свт. Догматические сочинения. В 2-х т. Т. 1. Краснодар, 2006. С. 52.
[11] Кирилл Александрийский, свт. Толкование на Евангелие от Иоанна // Кирилл Александрийский, свт. Творения. В 3-х т. Т. 3. Ч. 2. М., 2002. С. 26.
[12] Там же.
[13] Там же.
[14] Дидахи. 9.2 // Писания мужей апостольских. М.: Издат. Совет РПЦ, 2003. С. 52.
[15] Дидахи. 10.3. С. 53.
[16] Киприан Карфагенский, сщмч. Письмо 63 о Чаше Господней // Киприан Карфагенский, сщмч. Творения. М., 1999. С. 672.
[17] Греческое слово ΙΧΘΥΣ (рыба), как известно, представляет собой монограмму Христова имени: «Иисус Христос Божий Сын Спаситель».
[18] Климент Александрийский. Педагог. 1.6. М.; Нью-Йорк, 1996. С. 57.
[19] См., например: Иоанн Златоуст, свт. Толкование на святого Матфея евангелиста // Иоанн Златоуст, свт. Творения. В 12 т. Т. 7. Кн. 2. СПб., 1901. С. 827.
[20] Климент Александрийский. Педагог. 1.6. С. 61.
[21] Подробнее см. об этом: Легеев М.В. Евхаристические образы у св. Игнатия Антиохийского // Христианское чтение. 2010. № 2. С. 145-157.
[22] Игнатий Антиохийский, сщмч. Послание к траллийцам // Писания мужей апостольских. М.: Издат. Совет РПЦ, 2003. С. 351.
[23] Игнатий Антиохийский, сщмч. Послание к римлянам // Писания мужей апостольских. М.: Издат. Совет РПЦ, 2003. С. 355.
[24] Там же. С. 354.
[25] Там же. С. 355.
[26] См, например: Иоанн Златоуст, свт. Беседы на Евангелие св. ап. Иоанна Богослова // Иоанн Златоуст, свт. Творения. В 12 т. Т. 8. Кн. 1. СПб., 1902. С. 552–553; и др.
[27] См.: Григорий Нисский, свт. Большое огласительное слово. Гл. 37. С. 51–53.
[28] См.: Иоанн Златоуст, свт. Беседы на Евангелие св. ап. Иоанна Богослова. С. 305–307; Иоанн Златоуст, свт. Толкование на святого Матфея евангелиста. С. 826; и др.
[29] «Он сказал в начале: да произведёт «земля былие травное» (Быт. 1.11)… [Так и здесь] Бог сказал: «Сие есть Тело Мое» и «сия есть Кровь Моя» и «сие творите в Мое воспоминание»,.. и по Его всесильному повелению бывает так [и будет], пока Он придёт, ибо так сказано: «дондеже приидет» (1 Кор. 11.26). «И подобно тому как при крещении — так как у людей обыкновенно принято мыться водою и намазываться елеем — Бог с елеем и водою сочетал благодать Духа и сделал крещение «банею пакибытия», так и здесь, поскольку люди обыкновенно употребляют в пищу хлеб, а пьют воду и вино, Он сочетал с этими веществами своё Божество и сделал их Своими телом и кровью. Можно сказать ещё и так, что подобно тому, как хлеб через ядение и вино и вода через питье естественным образом прелагаются в тело и кровь едящего и пьющего и не делаются другим телом по сравнению с прежним его телом, так и хлеб предложения, вино и вода через призывание и наитие Святого Духа сверхестественно претворяются в тело Христово и кровь» (Иоанн Дамаскин, прп. Источник знания. 3.13. СПб.: Наука, 2006. С. 255–256).
[30] Григорий Нисский, свт. Большое огласительное слово. Гл. 37. С. 53.
[31] Мысль об этом можно встретить, например, у свт. Иоанна Златоуста: Иоанн Златоуст, свт. Беседы на Евангелие св. ап. Иоанна Богослова. С. 486.
[32] Этот евхаристический образ противоположен тому образу, который использует свщмч. Игнатий Антиохийский, когда происходящее в человеке становится отображением Евхаристической жертвы.
[33] Дидахи. 9.4. Там же. С. 52 – 53.
[34] Киприан Карфагенский, сщмч. Письмо 63 о Чаше Господней. С. 673.
[35] Иоанн Златоуст, свт. Толкование на 1 послание к Коринфянам // Иоанн Златоуст, свт. Творения. В 12 т. Т. 10. Кн. 1. СПб., 1904. С. 341.
[36] Иустин Мученик, св. Апология первая // Памятники древнехристианской письменности. М., 2005. С. 87.
[37] Симеон Новый Богослов, прп. Слово 45 // Симеон Новый Богослов, прп. Творения. В 3-х т. Т. 1. М., 1892. С. 395.
[38] Там же. С. 399.
[39] См., например: Мефодий Патарский, свт. Пир десяти дев. 8.6-11 // Отцы и учители Церкви III века. В 2-х т. Т. 2. М., 1996. С. 434–437.
[40]См.: Григорий Палама, свт. Беседа о Святых и страшных Христовых Тайнах // Григорий Палама, свт. Омилии. В 3-х частях. Ч. 3. М.: Паломник, 1993. С. 163.
[41] См.: Иоанн Дамаскин, прп. Источник знания. 3.13. С. 256 – 257.
[42] См.: Иоанн Златоуст, свт. Беседы о покаянии. 9 // Иоанн Златоуст, свт. Творения. В 12 т. Т. 2. Кн. 1. СПб., 1896. С. 385.
[43] См.: Григорий Нисский, свт. Большое огласительное слово. Гл. 37. С. 51–52.
[44] См., например: Иоанн Златоуст, свт. Беседы о покаянии. 9. Там же; Иоанн Дамаскин, прп. Источник знания. 3.13. С. 257.
[45] «Вода живая протекла по душе твоей, как по желобу, но не осталась в тебе, потому что не нашла в тебе достойного себе вместилища, чтобы вселиться внутрь тебя» (Симеон Новый Богослов, прп. Слово 41 // Симеон Новый Богослов, прп. Творения. В 3-х т. Т. 1. М., 1892. С. 342).
[46] Григорий Палама, свт. Беседа о Святых и страшных Христовых Тайнах. С. 160.
[47] Кирилл, Патриарх Московский и всея Руси. Призываю каждого из вас причащаться как можно чаще / Проповедь за Божественной Литургией 17.04.2014 г. // Сайт «Православие и мир». URL: http://www.pravmir.ru/patriarh-kirill-prizyivayu-kazhdogo-iz-vas-prichashhatsya-kak-mozhno-chashhe/ (дата обращения 08.08.2014).
