Что такое секулярный мир? Это мир, который хочет быть свободным от какой бы то ни было религиозной мотивации в законах, политике, поступках, мыслях и жизненных выборах. Секулярный не значит непременно атеистический, безбожный, скорее, — светский.
С точки зрения Церкви, этот мир подобен герою евангельской притчи — сыну, сказавшему своему Отцу: дай мне то, что положено мне по наследству, я хочу этим распорядиться по-своему (Лк.15, 11-32). Сын уходит в дальнюю страну. Этот уход – попытка проявить себя во всю свою силу, как будто бы скованную возле Отца, ограниченную Отчими объятьями, которые, на самом деле, всего лишь хотят защитить от зла. Греческий текст Евангелия говорит нам здесь о буйстве юности, которая расточает, беспорядочно разбрасывает во все стороны Отцовское наследство.
В этой притче обозначены два мира: сакральный – Отца и Отцовства – и секулярный мир. Как они взаимодействуют, что думают друг о друге?
Взгляд из Церкви на секулярный мир может быть разным, также и мир смотрит на Церковь по-разному. Есть взгляд сумеречный, настороженный, враждебный. Он ведет к разделениям. Апофеоз этого — советские газеты 30-х годов, идеологические кампании, имевшие целью расколоть общество, натравив одну часть народа на другую: бедных на богатых, верующих на неверующих. Но и среди людей церкви, лучше сказать, среди людей, претендующих на некую церковность, встречается подобный унылый взгляд – признание мира окончательно не способным к восприятию Евангельской истины, утонувшем во зле и как следствие — желание обособиться, спрятаться, выйти из мира в некий обособленный маргинальный мирок. Здесь может быть недалеко от настоящего демонизма, вспомним классическую строчку из Пушкина: «И ничего во всей природе благословить он не хотел».
Однако, возможен и более продуктивен, созидателен светлый взгляд, более всего близкий классическим отношениям Отца и сына, обозначенным в притче. Сын, оставив «буйство», возвращается, «воскресает», бежит навстречу Отцу, забывая свой эгоизм, на любых условиях. Отец ждёт его и бросается ему навстречу.
Нужно обращать внимание на ту жажду небесного Отцовства, которую, порой, испытывает современный мир. Люди, казалось бы, весьма далёкие от жизни Церкви и всего сакрального, порой способны остро почувствовать Евангельскую метафору, сказанную Христом Спасителем, назвавшим Своих учеников – Апостолов Христовой правды – «солью мира». Пища без соли не вкусна. Продукты без соли портятся. Секулярный мир, лишённый этой «соли» – сакральной Божьей благодати, – страдает от самовольного сиротства. Часто об этом свидетельствуют интуиции авторов художественных произведений. Так в известном стихотворении Ф.И. Тютчева 1851 года:
Не плоть, а дух растлился в наши дни,
И человек отчаянно тоскует…
Он к свету рвется из ночной тени
И, свет обретши, ропщет и бунтует.
Безверием палим и иссушен,
Невыносимое он днесь выносит…
И сознает свою погибель он,
И жаждет веры… но о ней не просит…
Не скажет ввек, с молитвой и слезой,
Как ни скорбит перед замкнутой дверью:
«Впусти меня! – я верю, Боже мой!
Приди на помощь моему неверью!..
Образ Отчих объятий блудного сына – один из любимых в фильмах Тарковского; поколения советских людей с трепетом вчитывались в реплики Булгаковского Иешуа, а в сёлах бабушки переписывали от руки Псалтирь. Вот оно – сиротство секулярности.
Рефлексия по утраченной сакральности, святыне, порой и в наше время звучит как яркое художественное высказывание в значимых явлениях искусства.
Одним из примеров может быть постановка оперы Моцарта «Дон Жуан», осуществлённая в рамках Зальцбургского фестиваля летом 2021 года Ромео Кастелуччи и Теодором Курентзисом, ставшая значительным событием в европейской культурной жизни. Сценическое действие, по воле постановщиков, предваряется необычной вставкой: зрители оказываются в интерьере одного из христианских храмов в момент его демонтажа. Рабочие в чистых комбинезонах аккуратно выносят иконы, Распятие, Престол, делают селфи на фоне опустевшего интерьера. Вспоминается Евангельское слово: «Се, оставляется вам дом ваш пуст» (Лк. 13,35). Вслед за этим звучит знаменитая Моцартовская увертюра, первые аккорды которой отсылают нас к теме Божьего суда и к финальной сцене смерти главного героя. В опустевшем Божьем доме по-прежнему угадывается упразднённый храм: на это указывают архитектурные особенности, ясно читаемое на стене очертание убранного Распятия, – именно здесь разворачивается всё действие: убийство отца, пытающегося спасти дочь от развратника, соблазнение юности – парад разрушенных человеческих судеб. Образ главного героя начисто лишён оттенка героизма и поэтического флёра, которым снабдили его романтические трактовки XIX и XX веков. Это потребитель, «прожигатель жизни», разрушающий всё на своём пути. Он встречает свою смерть в полном одиночестве — ещё одна из постановочных находок, — так что даже Командор представлен в этой сцене только голосом, который воспринимается в данном случае как голос Небесного Отца, перед Которым предельно обнажается всё сокровенное и потаённое в жизни человека.
В подобном же секулярном пространстве происходит действие фильма-притчи Фредерико Феллини «Репетиция оркестра», снятого в 1979 году. Старинная часовня — памятник величия древней христианской Европы — превращена в репетиционный зал для оркестра, слаженность которого обозначает, по-видимому, всё многообразие и полноту жизни. Бунт «музыкантов» против «дирижёра» приводит к разрушению созданной издревле красоты, гибели людей. И всё же, хотя и такой ценой, уцелевшие приходят в себя и находят силы оставить эгоизм, подчинившись дирижёрской палочке, продолжить своё творчество, хотя бы и среди развалин. Жизнь продолжается.
Упомянутые трактовки и произведения представляются весьма многоплановыми, наполненными глубокими смыслами, аллюзиями и ассоциациями, поэтому наш обзор не может претендовать на полноту. Важно, что все эти примеры свидетельствуют о непростой и напряжённой духовной работе, о «добром беспокойстве», многих наших современников. Подобные яркие и значимые художественные высказывания способны предоставить богатый, образный художественный материал, применимый в миссионерском в диалоге. Приобщение к такому культурному наследию утверждает в нас способность светло и с надеждой смотреть на окружающий мир, во многом секулярный, но не чуждый исканий Божьей правды.
Протоиерей Александр Рычков, благочинный Кашинского церковного округа
