В статье магистра богословия священника Филиппа (Акмаля) Исломова, клирика Владимирской церкви г. Твери, рассматривается отражение в советской историографии проблемы отношения Русской Православной Церкви к падению самодержавия в России. В трудах авторов советской эпохи можно выделить три точки зрения: отношение отрицательное, отношение положительное и «приспособленчество» как основная характеристика реакции Церкви на происходившие в феврале 1917 года события. Прослеживается зависимость исследовательских выводов автора от такого факта его биографии, как наличие высшего образования, в особенности — профессионального исторического. Отмечаются взаимосвязи в рецепции православия и различных сектантских учений ведущими советскими атеистическими пропагандистами. Автор статьи показывает актуальность влияния биографического фактора на степень исторической объективности исследователей.
Советские историографы единодушны в том, что взаимоотношения Русской Православной Церкви и императорского самодержавия в России представляли собой союз заинтересованных сторон, каждая из которых получала свою выгоду. Для государства это было утверждение в умах верующего народа мысли о необходимости повиновения царю как помазаннику Божию, сопровождаемое ежегодным провозглашением анафемы «Помышляющим, яко православнии государи возводятся на престолы не по особливому о них Божию благоволению и при помазании на царство дарования Духа Святаго […] на них не изливаются; и тако дерзающим против их на бунт и измену»[1]. Для Церкви польза этого многовекового сотрудничества выражалась в юридическом и фактическом закреплении за православием статуса государственной религии с самыми широкими привилегиями по сравнению с другими вероисповеданиями, а также во всецелой материальной поддержке. И несмотря на то что многие историки признают эти отношения неравными, говоря об использовании государством в своих целях не только гомилетического и литургического церковных ресурсов (проповедь о повиновении властям и поминовение Императорского Дома во время богослужения), но и сакраментальных (раскрытие тайны Исповеди[2]), из этого все же нельзя сделать вывод об однозначном отношении Русской Церкви к самодержавию как таковому с точки зрения советской историографии. Именно поэтому для достижения данной цели необходимо обратиться к оценке историками реакции Церкви на падение самодержавия, уже происшедшее как факт во время Февральского переворота 1917 года.
Исследование осложняется тем, что в первые десятилетия советской власти в научном сообществе сосуществовали представители «старой школы» и новой «красной профессуры». В область исследовательского интереса первых почти никогда не входили события после XVIII века ввиду сложности совмещения строго научного подхода с необходимым, с позиции правящей партии, описанием революционных событий в России. По этой же причине представители «старой школы» не оставили после себя ученических школ[3]. «Красные профессора» собирали вокруг себя последователей, но то обстоятельство, что вопрос об отношении Церкви к падению самодержавия не мог стать причиной дальнейших выводов (например, о более положительном нравственном облике Церкви, чем это рисовала официальная пропаганда), а поэтому оставался вопросом периферийным, не дает возможности говорить о различных мнениях советских историографических школ по данной проблеме.
Строго об отношении Церкви к падению самодержавия пишет небольшое количество авторов. Стоит сказать, что под «Церковью» — конечно, абсолютно неверно с точки зрения православной экклезиологии и общего словоупотребления — у всех авторов данной эпохи понимается исключительно духовенство в лице иерархии и клира, но не миряне. Из десяти исследователей пять высказываются об отрицательной реакции Церкви на произошедший Февральский переворот. Из них как однозначно отрицательное это отношение характеризуют Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич (1873–1955), Вильгельм Карлович Ансвесул (1861–1938) и В. Зеленцов. В. Д. Бонч-Бруевич заявляет, что революционные события были встречены священнослужителями не только ядовитыми насмешками и проклятиями, но и установкой на колокольнях пулеметов с целью стрельбы по протестующим. При этом автор использует очень яркий образ явно с пропагандистской целью — говоря, что «кроткие попы кропили [из пулеметов] восставших на улицах»[4], он имплицитно проводит аллюзию к окроплению людей святой водой, часто совершаемому священниками во время молебнов. Благодаря этому даже у критически настроенного к предлагаемой информации читателя на уровне подсознания отпечатывается отношение некоторой подозрительности и отторжения к образу священника, совершающего окропление святой водой, а через это — и к образу священника в целом. В. К. Ансвесул, говоря об отчаянной агитации служителей Церкви за государя императора и самодержавие как богоустановленный институт до Февральского переворота, а также вновь повторяя тезис о предоставлении колоколен для расстрела с них «масс», указывает на вынужденный характер признания Временного правительства и внутреннее желание представителями духовенства возвращения царской власти[5]. Повторяя его мысль, В. Зеленцов добавляет, что священники, призывая с амвонов к повиновению Временному правительству, «неофициально вне храма […] могут и должны вести агитацию за восстановление монархии». Объясняет это последнее положение автор тем, что в подавляющем большинстве духовенство придерживается монархических воззрений[6]. Касательно вопроса о предоставлении колоколен для пулеметов достаточно обратиться к труду А. В. Соколова, авторитетно доказавшего на основании рассекреченных архивных документов несостоятельность данного утверждения и отсутствие реальных фактов такого действия[7].
Эльза Алексеевна Снигирева пишет, что Февральский переворот был признан священноначалием лишь под давлением народа[8]. Другой автор, Николай Федорович Платонов (1889–1942) (бывший священник Православной Церкви и бывший обновленческий «митрополит»), говорит, что Церковь в подавляющем большинстве находилась на промонархических позициях, а мнение тех клириков, которые выражали противоположную точку зрения, было систематически подавляемо со стороны правого черносотенного духовенства[9].
Но некоторые авторы не согласны с такой оценкой. Так, Борис Павлович Кандидов (1902–1953) указывает, что уже в марте 1917 года — практически сразу после падения самодержавия — во многих крупных городах России состоялись собрания духовенства, на которых высказывались различные «антимонархические требования»[10]. Иосиф Аронович Крывелев (1906–1991) отмечает, что у Церкви не было никаких оснований связывать свое дальнейшее бытие с самодержавием, при котором она имела гораздо меньше свобод, чем при Временном правительстве, хотя отдельные, малочисленные группы сторонников возврата к царскому правлению все же существовали[11]. В целом указанные авторы оценивают отношение Церкви к Февральскому перевороту и упразднению многовековой традиции самодержавного правления как положительное.
Другие ученые последовательно проводят мысль, что Церковь приспосабливалась и искала реализации своих интересов при любой власти, не связывая ни с одной из них свои глубинные переживания и симпатии. Особенно ярко эта мысль выражена у Константина Петровича Абросенко, писавшего, что сколь скоро самодержавие пало, институт царской власти был признан заимствованным евреями у язычников, а новое республиканское российское правительство — более «божественным» в своем происхождении. При этом автор ссылается на «некоего» священника, слова которого преподносятся как «голос Церкви»[12]. Подобный подход не нуждается в подробной критике, так как элементарная логика дает понять его несостоятельность и ошибочность: мнение одного человека, даже облеченного в сан священства, не может претендовать на выражение общецерковной позиции по тому или иному вопросу, если данный служитель не уполномочен на это вышестоящей иерархической инстанцией. Более сдержано эту позицию выражает Николай Семенович Гордиенко (1929–2011), говоря, что отношение Церкви к государственной власти осталось прежним, несмотря на смену самой этой власти. Данный автор отмечает и тот факт, что прежде духовенство призывало с амвонов почитать царя, вменяя это в исполнение заповеди Божией[13]. Так как подобное заявление — действительно соответствующее исторической реальности — может быть использовано для обвинения церковной иерархии и клириков в использовании чувств верующих в своих корыстных целях, в манипуляции учением о заповедях Господних, то стоит уточнить, что вышеупомянутые призывы к почитанию правящего монарха имеют основание в апостольском повелении «Бога бойтесь, царя чтите» (2 Пет. 2, 17).
Наконец, противоречивые рассуждения на эту тему предлагает Юрий Александрович Бабинов (род. 1940): Церковь, по его словам, не восприняв крушение монархического строя как некую катастрофу, тем не менее надеялась на восстановление царского правления[14]. Если рассмотреть это мнение в свете утверждения о поисках путей максимальной реализации своих интересов, то надежда на восстановление самодержавия может быть объяснена не симпатией к нему как к таковому, а желанием стабильности и порядка в жизни государства и общества, а значит и Церкви, которые Временное правительство дать не могло. Исходя из такой интерпретации, Ю. А. Бабинова также можно, с определенной долей условности, отнести к третьей группе историков, характеризующих политику Церкви в отношении государственной власти как «приспособленчество».
Если обратиться к жизнеописанию тех из упомянутых авторов, информация о которых присутствует в доступных исследователю источниках, то интересным окажется наличие некоторой взаимосвязи между особенностями профессиональной биографии и мнением касательно данной проблемы. Так, авторы, характеризующие отношение Церкви к падению самодержавия как однозначно отрицательное, писавшие об агитации (явной или скрытой) за возвращение к монархии после уже случившейся Февральской революции и даже о предоставлении колоколен в качестве башен для обстрела протестующего населения во время революции, оказываются не имеющими ни профессионального исторического, ни вообще высшего образования или же имеющими его с большими оговорками. Например, В. Д. Бонч-Бруевич окончил Курское землемерное училище[15], В. К. Ансвесул — Рижское городское училище. Лишь в 1930 году последний поступил в аспирантуру Уральского коммунистического университета (минуя предыдущие стадии обучения) и, по окончании оной через два года, сразу стал заведующим кафедрой истории данного вуза[16]. Недостаток образования «восполнялся» многолетней революционной деятельностью обоих (для В. К. Ансвесула — еще и террористической[17]).
Другой представитель данной группы — Н. Ф. Платонов — окончил Санкт-Петербургскую духовную академию и отличался блистательной образованностью. Но, в отличие от последовательных революционеров В. Д. Бонч-Бруевича и В. К. Ансвесула, неоднократно менял свои политические и религиозные предпочтения. Вначале он был активным проповедником идеалов черносотенного движения, а после Февральского переворота — не менее активным проводником идей освобождения от «монархического ига» и прочих революционных «достижений». Если вначале он говорил столь теплые слова о святителе Патриархе Тихоне, что вызвал у последнего даже слезы умиления, то затем стал активным деятелем обновленческого раскола, всячески агитировал людей против Патриаршей Церкви и, наконец, совсем перестал быть религиозным человеком, став одним из ведущих атеистических пропагандистов[18]. Именно в этом последнем качестве, как «разоблачитель религиозного обмана», Н. Ф. Платонов написал свои труды по истории Церкви[19]. Ввиду отчетливо прослеживаемой зависимости выражаемого им мнения от обстоятельств жизни не только его научная компетенция вызывает большие сомнения, но и вопрос о достоверности приведенных им свидетельств может быть решен в отрицательном ключе.
Б. П. Кандидов, можно полагать, высшего образования не имел, поскольку упоминание об этом в его биографии отсутствует[20] [18. С. 162]. Кроме этого, он был сыном вятского вице-губернатора (1915–1917) Павла Петровича Кандидова[21], согласно информации, предоставленной правнуком, расстрелянного в 1918 году по постановлению Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Такая участь отца и нежелание разделить судьбу многих «детей врагов народа» могли стать движущим фактором для выражения автором бескомпромиссного следования в своих научных изысканиях магистральной линии партии в отношении определенных вопросов. Другой представитель второй группы историков, И. А. Крывелев, являлся выпускником Московского историко-филологического университета, был доктором философских наук. Подобно ему, докторами философских наук были К. П. Абросенко и Н. С. Гордиенко (последний окончил Ленинградский государственный университет).
Кроме этого, обращают на себя внимание факты выражения особенной симпатии некоторых авторов к сектантским религиозным объединениям, что особенно интересно в свете их атеистической пропагандистской деятельности и непримиримой борьбы с Православной Церковью. Так, В. Д. Бонч-Бруевич активно поддерживал духоборческое движение и занимался переселением сектантов с Кавказа в Канаду[22], протестовал против «угнетенного» положения сектантов в России (в первую очередь — в печатных изданиях, издаваемых за рубежом). Именно он издал в 1909 году «Животную книгу духоборцев», составляющую собрание их песнопений — «псалмов», с его собственными комментариями к их религиозным представлениям[23].
Н. С. Гордиенко являлся многолетним защитником саентологов и свидетелей Иеговы в России, участвовал в совместных собраниях адвентистов седьмого дня, саентологов и представителей «Новоапостольской церкви», выражая им свою всестороннюю симпатию[24]. При этом стоит отметить, что если В. Д. Бонч-Бруевич объяснял свое внимание к сектантам благоприятной возможностью распространения среди них революционных идей (ввиду их недовольства царским правительством)[25] и после Октябрьского переворота, естественно, такого интереса к ним уже не имел, то Н. С. Гордиенко стал проявлять внимание к сектантам после распада Советского Союза. Все это наводит на мысль, что помощь сектантам воспринималась этими учеными как элемент противостояния православию, а смысл их деятельности как последовательных атеистов заключался в борьбе с конкретной церковью — Православной. Именно поэтому при отсутствии государственной поддержки атеизма они видели «союзников» в псевдохристианских сектах, а не в традиционных религиях.
Из всех авторов (биографии которых доступны для обозрения) только Ю. А. Бабинов, окончивший Московский государственный университет, будучи доктором философских наук, является и кандидатом исторических наук[26]. Не случайно именно его точка зрения характеризуется некоторой противоречивостью, и, несмотря на тяготение к третьей группе — авторов, оценивающих отношение Церкви как «приспособленчество», — она интереснее и глубже. Профессиональная компетентность не позволяет историку говорить о данной проблеме штампами и, безотносительно личной антипатии или симпатии автора к Церкви, требует заметить, что позиция священноначалия и духовенства в отношении самодержавия действительно не была однозначной. Синодальная система в самых отрицательных бюрократических ее проявлениях и невозможность созыва Собора для решения насущных проблем церковной жизни — все это прочно связывалось в умах многих с царским самодержавием, довлеющим не только в лице императора, но и всего многочисленного административного аппарата над Церковью. С другой стороны, начавшиеся беспорядки в городах, дезертирство солдат на фронте и лавинообразно надвигающийся хаос, с которым Временное правительство не могло ничего сделать, вызывало адекватное желание возвращения к прежней, уравновешенной и спокойной жизни с всегда благоволившим к Церкви Христовой помазанником Божиим во главе.
Таким образом, можно увидеть, как наличие высшего исторического образования исключительно положительно сказывается на профессионализме выводов историка. Мнение такого исследователя, при условии его честности, будет отличаться меньшим количеством шаблонов и широтой взгляда на описываемые события.
Отношение Церкви к падению самодержавия в советской историографии — тема по-прежнему острая и актуальная именно потому, что, несмотря на открытый доступ ко многим архивным материалам в наше время и возможность обратиться ко мнению самих участников событий — православных иерархов, клириков и мирян, остается проблема отражения личных религиозно-политических предпочтений автора на результатах его научно-исследовательской деятельности. Конечно, вопрос о степени исторической объективности выводов ученых всегда останется открытым. Но, тем не менее, наличие высшего профессионального образования у претендента на именование «исследователя истории Церкви» является качеством, характеризующим уровень компетентности его выводов, что должно учитываться реципиентами при ознакомлении с трудами того или иного автора.
Абросенко К. П. Религия на службе контрреволюции в Сибири. — Иркутск: Иркутское областное издательство, 1938. — 72 с.
Анкета выпускника исторического факультета СГУ // Юбилейный сайт исторического факультета Саратовского государственного университета им. Н. Г. Чернышевского [электронный ресурс]. URL: http://istfak-90.narod.ru/grads/60/babinov.htm (дата обращения: 14.04.2021).
Ансвесул В. К. Церковь и гражданская война на Урале. — Свердловск: Свердловское областное издательство, 1937. — 30 с.
Бабинов Ю. А. Государственно-церковные отношения в СССР: история и современность. — Симферополь: Таврия, 1991. — 124 с.
Бонч-Бруевич // Большая советская энциклопедия / глав. ред. О. Ю. Шмидт. Т. 7. М., 1927. С. 125.
Бонч-Бруевич В. Д. «Живая церковь» и пролетариат. Изд. 2. — М.: Красная печать, 1924. — 63 с.
Бонч-Бруевич В. Д. Ленин о религии // Бонч-Бруевич В. Д. Избранные атеистические произведения. — М.: Мысль, 1973. С. 20–43.
Гордиенко Н. С. Современное русское православие. — М.: Лениздат, 1988. — 302 с.
Губернии Российской империи. История и руководители. 1708–1917 гг. / под общ. ред. Б. В. Грызлова, гл. ред. Н. Ф. Самохвалов. — М.: Объединенная редакция МВД России, 2003. — 535 с.
Животная книга духоборцев / сост. В. Д. Бонч-Бруевич — СПб.: типография В. М. Вольфа, 1909. — 336 с.
Зеленцов В. Контрреволюционная деятельность церковников в бывшей Нижегородской губернии в 1917–1918 гг. // Антирелигиозник. 1937. № 9. С. 17–25.
Кандидов // Православная энциклопедия / под общ. ред. Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. Т. 30. — Москва: церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2000. С. 162.
Кандидов Б. П. Религиозные организации и антирелигиозное движение в эпоху подготовки Великой пролетарской революции // Антирелигиозник. 1937. № 9. С. 13–23.
Кандидов Б. П. Церковь и шпионаж: о некоторых фактах контрреволюционной и шпионской деятельности религиозных организаций. М.: Огиз-Гаиз, 1937. — 94 с.
Краснов-Левитин А. Э., Шавров В. М. Очерки по истории русской церковной смуты. — М.: Крутицкое Патриаршее подворье, 1996. — 672 с. (Материалы по истории Церкви. Кн. 9).
Крывелев И. А. Русская православная церковь в первой четверти XX в. — М.: Знание, 1982. — 64 с. (Новое в жизни, науке, технике. Серия «Научный атеизм». №7).
Неделя Торжества Православия. — М.: Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет, 2012. — 64 с. (Серия «Православное богослужение)
Платонов Н. Ф. Православная церковь в борьбе с революционным движением в России (1900–1917 гг.) // Ежегодник Музея истории религии и атеизма. М.; Л., 1960. Вып. 4. С. 103–209.
Попов М. В., Клименко И. М. В. К. Ансвесул — «латышский стрелок» и первый декан исторического факультета Свердловского пединститута // Педагогическое образование в России. 2020. № 2. С. 15–19.
Сидорова Л. А. Школы в советской исторической науке: традиции и особенности // Исторический журнал: научные исследования. 2012. № 3 (9). С. 14–22.
Снигирева Э. А. От февраля к октябрю (Церковь и политика) // Атеизм, Религия, Современность. Л., 1973. С. 88–102.
Соколов А. В. Государство и Православная Церковь в России, февраль 1917 — январь 1918 гг. (диссертация на соискание ученой степени доктора исторических наук). — СПб.: Российский государственный педагогический университет имени А. И. Герцена, 2014. — 810 с.
Состоялся межконфессиональный фестиваль «Свет Рождества» // Press-release.ru [электронный ресурс]. URL: http://www.press-release.ru/branches/culture/4968ff6e90d3b/ (дата обращения: 20.04.2021).
[1] Неделя Торжества Православия. М.: Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет, 2012. С. 38.
[2] Кандидов Б. П. Церковь и шпионаж: о некоторых фактах контрреволюционной и шпионской деятельности религиозных организаций. М.: Огиз-Гаиз, 1937. С. 22.
[3] Сидорова Л. А. Школы в советской исторической науке: традиции и особенности // Исторический журнал: научные исследования. 2012. № 3 (9). С. 14–15, 18.
[4] Бонч-Бруевич В. Д. «Живая церковь» и пролетариат. Изд. 2. М.: Красная печать, 1924. С. 6.
[5] Ансвесул В. К. Церковь и гражданская война на Урале. Свердловск: Свердловское областное издательство, 1937. С. 3–4.
[6] Зеленцов В. Контрреволюционная деятельность церковников в бывшей Нижегородской губернии в 1917–1918 гг. // Антирелигиозник. 1937. № 9. С. 18.
[7] Соколов А. В. Государство и Православная Церковь в России, февраль 1917 — январь 1918 гг. (диссертация на соискание ученой степени доктора исторических наук). СПб.: Российский государственный педагогический университет имени А. И. Герцена, 2014. С. 119.
[8] Снигирева Э. А. От февраля к октябрю (Церковь и политика) // Атеизм, Религия, Современность. Л., 1973. С. 88–102.
[9] Платонов Н. Ф. Православная церковь в борьбе с революционным движением в России (1900–1917 гг.) // Ежегодник Музея истории религии и атеизма. М.; Л., 1960. Вып. 4. С. 103–209.
[10] Кандидов Б. П. Религиозные организации и антирелигиозное движение в эпоху подготовки Великой пролетарской революции // Антирелигиозник. 1937. № 9. С. 14.
[11] Крывелев И. А. Русская православная церковь в первой четверти XX в. М.: Знание, 1982. С. 17–20.
[12] Абросенко К. П. Религия на службе контрреволюции в Сибири. Иркутск: Иркутское областное издательство, 1938. С. 7.
[13] Гордиенко Н. С. Современное русское православие. М.: Лениздат, 1988. С. 25.
[14] Бабинов Ю. А. Государственно-церковные отношения в СССР: история и современность. Симферополь: Таврия, 1991. С. 12.
[15] Бонч-Бруевич // Большая советская энциклопедия / глав. ред. О. Ю. Шмидт. Т. 7. М., 1927. С. 125.
[16] Попов М. В., Клименко И. М. В. К. Ансвесул — «латышский стрелок» и первый декан исторического факультета Свердловского пединститута // Педагогическое образование в России. 2020. № 2. С. 15.
[17] Там же. С. 16.
[18] Впрочем, относительно его судьбы утешает свидетельство, что за день до смерти он покаялся и примирился с Патриаршей Церковью [17]. Но это никак не отражается в его трудах.
[19] Краснов-Левитин А. Э., Шавров В. М. Очерки по истории русской церковной смуты. М.: Крутицкое Патриаршее подворье, 1996. 672 с. (Материалы по истории Церкви. Кн. 9).
[20] Кандидов // Православная энциклопедия / под общ. ред. Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. Т. 30. Москва: церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2000. С. 162.
[21] Губернии Российской империи. История и руководители. 1708–1917 гг. / под общ. ред. Б. В. Грызлова, гл. ред. Н. Ф. Самохвалов. М.: Объединенная редакция МВД России, 2003. С. 350, 384.
[22] Бонч-Бруевич // Большая советская энциклопедия … С. 125.
[23] Животная книга духоборцев / сост. В. Д. Бонч-Бруевич СПб.: типография В. М. Вольфа, 1909. 336 с.
[24] Состоялся межконфессиональный фестиваль «Свет Рождества» // Press-release.ru [электронный ресурс]. URL: http://www.press-release.ru/branches/culture/4968ff6e90d3b/ (дата обращения: 20.04.2021)
[25] Бонч-Бруевич В. Д. Ленин о религии // Бонч-Бруевич В. Д. Избранные атеистические произведения. М.: Мысль, 1973. С. 24.
[26] Анкета выпускника исторического факультета СГУ // Юбилейный сайт исторического факультета Саратовского государственного университета им. Н. Г. Чернышевского [электронный ресурс]. URL: http://istfak-90.narod.ru/grads/60/babinov.htm (дата обращения: 14.04.2021).
Источник: Исломов А. (Ф.) К., свящ. Проблема отношения Церкви к падению самодержавия в советской историографии: конфликт подходов // Церковный историк. 2022. No 1 (7). С. 190-201. DOI: 10.31802/CH.2022.7.1.013