30 августа скончался Михаил Сергеевич Горбачев, последний генеральный секретарь ЦК КПСС, первый и последний президент СССР. За шесть лет его правления Советский Союз прошел путь от стабильности до распада, а Русская Православная Церковь – наоборот, от страха перед новыми гонениями до взлета религиозности
На время правления Михаила Горбачева пришлось два знаковых для новейшей истории Русской Православной Церкви события: празднование тысячелетнего юбилея Крещения Руси (1988) и принятие «Закона о свободе совести и религиозных организаций» (1990).
О том, как это было, мы поговорили с доктором церковной истории, протоиереем Владиславом Цыпиным, кандидатом исторических наук, кандидатом богословия священником Ильей Соловьевым и протоиереем Алексеем Уминским, отпевавшим Михаила Сергеевича Горбачева по просьбе его близких, и переводчиком Михаила Горбачева Павлом Палажченко.
Заявленный Михаилом Горбачевым «курс на перестройку» изначально не предполагал изменения религиозной политики, считает священник Илья Соловьев: «Первые два года в своей религиозной политике Горбачев полностью шел в фарватере курса, утвердившегося во времена Леонида Ильича Брежнева. Его суть заключалась в полном контроле государства за религиозной жизнью».
В 1985 году был увеличен тираж Информационного бюллетеня института научного атеизма, а принятая в следующем году «обновленная» программа партии по-прежнему рассматривала атеизм как важную часть идеологической работы. За 1985–1987 годы в СССР было зарегистрировано всего 29 церковных общин.
В то же время переводчик Михаила Горбачева Павел Палажченко утверждает, что корнем дальнейших изменений в религиозной политике была гуманистическая направленность перестройки, стремление ее инициатора изменить и жизнь в стране, и ее международное положение в направлении, отвечающем интересам людей: «Объяснять решения, давшие людям подлинную свободу совести, свободу вероисповедания и приведшие к совершенно иному положению Церкви в СССР, давлением со стороны Запада либо желанием советского руководства «понравиться Западу» – в корне неверно».
Все сходятся в одном: перелом наступил после празднования юбилея Крещения Руси в 1988 году, хотя до 1989 года на местах продолжалась волюнтаристская политика в отношении церковных общин: кое-где даже шли судебные процессы против верующих.
Даже предстоящее празднование Тысячелетия Крещения Руси первоначально сопровождалось атеистической пропагандой: в 1985 и 1986 годах секретариат ЦК КПСС принял секретные постановления о противодействии зарубежной клерикальной пропаганде ввиду Тысячелетия Крещения Руси.
В январе 1988 года в газете «Правда» была опубликована статья председателя Совета по делам религий Константина Харчева к 70-летию декрета 1918 года, где говорилось о верности ленинским принципам в отношении религии, но упоминались и «перегибы».
29 апреля 1988 года в присутствии репортеров со всего мира в Кремле прошла встреча Патриарха и постоянных членов Синода с Михаилом Горбачевым «в связи с тысячелетием введения христианства на Руси». На ней Горбачев назвал Крещение Руси «знаменательной вехой на многовековом пути развития отечественной истории, культуры и русской государственности».
Это стало сигналом: партийные и советские органы поняли, что юбилей можно освещать как общенациональное мероприятие.
«С этого момента открыты были ворота для широкого государственного национального празднования этого события, – вспоминает доктор церковной истории протоиерей Владислав Цыпин. – Попутно стали открываться храмы, монастыри, духовные школы. Поскольку появилось что-то вроде свободы печати, цензура сошла на нет либо совсем была упразднена, то уже и прошлое Церкви стало обсуждаться в прессе, а прошлое Церкви было временем гонений».
Летом 1988 года Горбачев объявил всех верующих полноправными гражданами СССР и указал на недопустимость администрирования в вопросах религиозной политики. «При этом никакой ясной концепции об отношениях Церкви и государства выработано не было, – подчеркивает священник Илья Соловьев. – Главным двигателем изменения положения Церкви в СССР стали активные миряне и некоторые приходские священники. Фактически явочным порядком стали открываться воскресные школы, получая многочисленные ходатайства верующих, Совет по делам религий разрешал открытие новых приходов. С 1985 по 1990 год число приходов увеличилось с 6086 до 10 100».
«Закон о свободе совести и вероисповеданий», принятый менее чем за год до смещения Горбачева с его поста, – 1 октября 1990 года, стал еще одной вехой церковного возрождения.
Патриархия и приходы получили права юридического лица, государство передало в собственность Московской патриархии церковные здания. Тотальный контроль за деятельностью религиозных организаций был прекращен.
Разработка закона проходила в период борьбы Михаила Горбачева с Борисом Ельциным, ставшим председателем Верховного Совета РСФСР, уточняет священник Илья Соловьев. Партийные деятели, ведшие аппаратную борьбу, стремились привлечь на свою сторону руководства религиозных объединений, которые переживали необыкновенный расцвет: «Остановить этот процесс необычайного церковного оживления Горбачев уже не мог, как не мог он его и возглавить. Законодательство Ельцина отличалось от союзных законов Горбачева в отношении религиозных организаций прежде всего в либеральном смысле, – отмечает историк. – В частности, оно открыло дорогу в страну разного рода иностранным объединениям, типа «Аум Синрикё». Под влиянием российского (ельцинского) законодательства в стране происходило распространение и других религиозных толков (мормоны, свидетели Иеговы и т. д.)».
Время перестройки многие вспоминают как период расцвета православного миссионерства: на телевидении выступал протоиерей Александр Мень, в библиотеках, клубах, дворцах культуры при огромной наполненности зала люди слушали священников, стали возникать православные гимназии, появился Свято-Тихоновский православный университет.
«Огонек» опубликовал статью про Московские духовные школы, «Московские новости» – большой репортаж о жизни сельского прихода отца Бориса Ничипорова. Фантастикой казалось выступление по телевидению хора московских духовных школ под управлением архимандрита Матфея (Мормыля).
Событием стало появление в 1988 году журнала «Наше наследие», который «пробил» академик Дмитрий Лихачев через Раису Максимовну Горбачеву. Обложка первого номера была символична: черные колокола курантов на Спасской башне были сняты на фоне красного советского флага и белеющих вдали кремлевских соборов.
В первом номере опубликовали автобиографию протоиерея Павла Флоренского и дневник Николая Гумилева, в третьем – историю создания Храма Христа Спасителя, а четвертый был почти наполовину посвящен Тысячелетию Крещения Руси и связи русского искусства с христианством. Этот журнал, не религиозный, а культурный, стал своеобразной проповедью среди интеллигенции.
В 1989 году появилась популярная церковная периодика: газета «Церковный вестник», а в 1991-м – журнал «Православная беседа» с красочной обложкой.
Во времена перестройки Горбачев и его команда считали религию прежде всего частью культуры, одним из инструментов наведения мостов с Западом. Сами они мистического, определенно, чуждались.
Вот характерная цитата из дневника помощника генерального секретаря ЦК КПСС Анатолия Сергеевича Черняева, который 1990 году посмотрел телетрансляцию богослужения: «В публике: бабы-кликуши, любопытствующие, девчата с выражением: «смотри-смотри» или «куда я попала», реагируют на телекамеры. Очень много молодых. Причем в московских церквях одни молодые мужики, в отличие от ленинградских, где больше женщин. В провинции – и те и другие, всякие. И все это вместе – непонятно! Не могу я поверить, что они верят, если, конечно, без вывиха в мозгах, в психике. Конечно, возможно, есть Бог. Ведь так считали и самые великие, в том числе великая плеяда философов «серебряного века». Но – не боженька же. А действительно – Создатель. Что-то такое Там есть (!), чего никакая наука объяснить не может».
Любопытный разговор о религии состоялся у Горбачева с весьма набожным президентом США Рейганом во время его посещения Москвы (1988 год). Как написала спустя почти 20 лет The Wall Street Journal: «Оказавшись наедине с Горбачевым, президент начал с призыва к религиозной терпимости в Советском Союзе и похвалил Горбачева за то, что он немного смягчил правила для Русской Православной Церкви». Горбачев отвечал, что религия не является серьезной проблемой в СССР – мол, в прошлом были «эксцессы», но времена уже изменились.
«Призывая Горбачева «постановить», что свобода вероисповедания неотъемлема от других прав человека, Рейган в значительной мере ломился в открытую дверь», – рассказывает Павел Палажченко. Он подтверждает, что вопросы прав человека и свободы совести действительно поднимались на встречах лидеров СССР и США, но Горбачев настаивал на том, что такие обсуждения должны вестись взаимно уважительно, в доброжелательной тональности. «Вы не учитель, а я не ученик, – сказал он Рейгану в одной из бесед, – вы не прокурор, а я не обвиняемый». «Надо сказать, Рейган это учел, – вспоминает Палажченко. – Поднимая в 1988 году во время своего визита в Москву тему религиозной свободы, он подчеркнул, что делает это в приватном порядке, не для прессы».
В последние годы жизни Горбачев говорил о религии исключительно в уважительном ключе: «У нас вся семья была верующая, меня крестили еще в детстве. И хотя отец и дед были коммунистами, у них в красном углу стояла икона и висела лампадка, – рассказывал Михаил Горбачев в интервью «Комсомольской правде» в 2006 году. – А рядом на столе – портреты Ленина и Маркса. Так в нашей семье был достигнут паритет между идеологией и верой. Сам я в церковь не хожу. И считаю ханжеством, когда люди стоят со свечками напоказ».
Протоиерей Алексий Уминский, совершавший отпевание Михаила Горбачева, рассказывает, что сделал это по просьбе его дочери, сознательной христианки. «В память о нем после отпевания мне достался Новый Завет и Псалтырь, которые читал покойный, – рассказывает отец Алексей. – Это очень простенькие издания в черном переплете. В них много, очень много закладок. Я знаю, что этот человек в последние годы жизни глубоко думал, размышлял о евангельских истинах и, надеюсь, молился».
Уникальность вклада Горбачева в историю Церкви отец Алексей видит в том, что «государство, в лице генерального секретаря и первого президента Советского Союза, даровав Церкви свободу, не потребовало от нее ничего взамен. Это совершенно было не похоже на встречу в 1943 году Сталина с митрополитом Сергием (Страгородским). Это была совсем другая форма взаимодействия. Церкви даровали свободу и от нее ничего в ответ не ждали».
Источник: https://www.miloserdie.ru/article/pochemu-gorachev-razreshil-czerkov/
