В ДРЕВНЕЙ ОБИТЕЛИ
Старицкий Свято-Успенский мужской монастырь основан около 1110 г. и был одним из первых на Севере России. ВОССТАНОВЛЕННАЯ при содействии Фонда возрождения монастыря (председатель В.Христенко), обитель опять становится центром духовной жизни на Старицкой земле.
Иеромонах Паисий (Новоженов) и.о. наместника (игумена) Старицкого Свято-Успенского мужского монастыря. Сегодняшнее интервью – продолжение беседы, опубликованной в июньском номере нашей газеты под заголовком «Строгий монах и его кролик».
– Вы довольно активны в соцсетях, позиционируете себя открытым для мира.
– Не очень я активен. Я публикую краткие проповеди по поводу православных праздников. А когда времени на это нет, то публикую фотографию кролика, а теперь и утят, подброшенных в наш монастырь. И они набирают отметок в два раза больше, чем мои слова. Мне даже обидно бывает и завидно. Но, Боже, упаси нас, если наша активность в соцсетях окажется больше, чем активность в реальной жизни. Всё внимание мы стараемся посвятить настоящей работе на подворьях, в монастыре с нашими прихожанами и учениками детского центра. И как слабый отблеск этой работы что-то просачивается в соцсети. И страшно, если где-то в реальности никакой работы нет, зато в социальных сетях много активности. Мы не должны переводить церковную жизнь целиком в медийно-виртуальную сферу. Церковь только настоящая, ощутимая, географическая должна быть с местными жителями.
По поводу открытости к миру хочу сказать, что нам необходимы периоды закрытости от мира. Апостол Павел, прежде чем выйти на проповедь, три года изучал Писания, обдумывал данное ему откровение, каялся и молился, потом стал «открытым для мира» и пошёл проповедовать в мир. Это пример для нас. Прежде чем «открыться миру», мы должны много лет находиться в напряжённой, интенсивной духовной жизни и не спешить выходить миссионерствовать. И даже при выходе на социальное служение мы не должны разорять свою интенсивную духовную жизнь. Нужно утвердиться в Предании, в понимании подлинной святоотеческой православной духовности и культуры и после этого осторожно что-то в соцсетях публиковать, осторожно что-то поучительное говорить. Мы должны уважать затворников и молчальников. Нельзя строить образ церковной жизни, как только образ всецелой открытости к миру. Мы должны быть открыты в первую очередь к Богу, а к миру открытость – это вторичное после нашей открытости к Богу. Чем ближе мы будем к Богу, тем больше Бог даст нам благодати, и тем больше к нам будет тянуться людей. Если же мы вместо единения с Богом, вместо восстановления православных очагов духовности – приходской и монастырской культуры – будем плавать по житейскому морю в поисках, кому бы проповедовать, то мы сами рассеемся, расслабимся и станем пищей для диавола. Это важно. Поэтому активностью какого-либо батюшки или монаха в соцсетях ни в коем случае не стоит восхищаться. Пусть телепередачи ведут священники и епископы, это их обязанность и призвание, а простые монахи должны жить замкнуто и сосредоточенно в своей только личной духовной жизни, с чётками в келье. Издательства, семинары, конференции, беседы, встречи – это вторично. Главное сокровище должно быть в ограде наших храмов и монастырей. Пусть лучше люди к нам идут в церкви посмотреть, как у нас интересно здесь, а не мы идём к ним на рок-концерты и тому подобные места. Мы не должны за каждым гражданином бегать и навязывать свои поучения и свою веру. Мы, как рыбаки, закидываем миссионерские сети и ждём. То есть живём своими святыми традициями. И если какая рыбка к нам заплывёт в сети, то и хорошо. А заплывёт обязательно. А если вместо этого рыбак бросится в воду и будет руками ловить и гоняться за каждой отдельной рыбой, то он сам запутается или выбьется из сил. Так бывает с горе-миссионерами, которые вместо укрепления внутренних церковных традиций пускаются бродить по миру, не имея ясной стратегии рыболовства. Если православие явится во всей своей красе, то это будет сияние такой силы, что весь мир галопом ринется к нам послушать наши проповеди в храме, послушать пение, посмотреть на нас, на наши прекрасные настенные росписи, помолиться с нами и побыть в нашей святой атмосфере.
– Как монах определяет для себя границы общительности?
– Границы общительности монаха определяются и им самим, и уставом его монастыря. Есть духовный отец и игумен, которые дают советы и благословения, как себя вести монаху. Если неполезно пребывание монаха в пространстве интернета, то нужно отнять у него телефон, ноутбук и положить в специальный сейф. И выдать кнопочный телефон, чтобы хватило только позвонить родителям и отозваться, где находится. А у иеромонахов можно не отнимать, потому что они сознательные люди и сами могут решать, что нужно им для самообразования. Интернета в келии у монаха быть не должно категорически. Интернет в келье – это дикое нарушение принципов монашества. Интернет разрешён в общей библиотеке, где монахи кроме книг могут искать необходимую дополнительную информацию через компьютеры. У новоначальных молодых монахов нужно отнимать смартфоны, чтобы новости мира не отвлекали их от погружения в святоотеческую монашескую культуру и чтобы они вообще не могли смотреть социальные сети и переписываться.
Каждый монах по прошествии некоторого времени жизни в монастыре, в конце концов, сам для себя определяет, как ему проводить свою жизнь – закрыто от мира или более общительно и открыто, это связано с личностью каждого монаха, с его характером и психологическими особенностями. Тот, кто учился на проповедника и всегда много общался, если его закрыть и лишить общения, может с ума сойти, потому что его личность будет ломаться. Мы не должны ломать свойства и таланты личности, но должны бороться со страстями, которые паразитируют на этих качествах и талантах. А хорошим талантам нужно дать возможность раскрыться и реализоваться. Кто-то очень хорошо чувствует современные тенденции в культуре, дух времени, а кто-то хочет максимально удалиться от всего, что есть в мире и пребывать не от мира сего. Когда монах будет чуть-чуть окрепшим после пяти лет монашества, тогда осторожно можно разрешить ему делать публикации, если он хочет проповедовать, писать статьи для журналов. Но бывает, что за монахом никто не смотрит, за ним не следит строгий игумен и духовник, никому нет дела до того, чем он занимается в свободное время. И тогда брошенный необученный молодой монах либо благочестиво распоряжается своей свободой и пишет полезные для души стихи, статьи, проповеди, очерки, книги… или свою свободу использует во вред душевный и теряет драгоценное время молитвы в бессмысленных переписках с разными людьми, ввязывается в интернет-полемику… это такой путь деградации образа монаха, от чего, Боже, нас убереги.
Все хорошие монахи удалились от мирского в сторону уединения и молитвы к Богу. Из ста монахов пусть пять будут открыты для мира, будут писать статьи в интернет, давать интервью, вести уроки и миссионерствовать, но пусть остальные девяносто пять молятся за мир и за этих пятерых самоотверженных монахов, чтобы они не сбились с пути и не потонули в море мирском. Монахи миссионеры – это такие иноки, которые очень рискуют потерять монашеский образ и пострадать от соблазнов мира. Это как погружение на глубины морские с аквалангом. Если монах потеряет молитву и живую связь с традицией святых отцов, то считай, его трос прорвался и он захлебнётся. Монаху находиться среди мирских людей трудно. В миру многие люди живут в хаосе и не чувствуют этого, а монаху больнее переживать нахождение в миру, всё тревожит, всё искушает. Некоторые храбрятся и говорят: «Ничего не искушает, всё хорошо», но они не подозревают, что уже в опасности. Монах среди мира как рыба, вынутая из воды. Монах миссионер должен быть как летающая рыба. Иногда он выныривает, пролетает над водой, чтобы рассказать что-то и снова возвращается в воду. Если монах много времени проводит вне монастыря и всё беседует и беседует где-то в миру, веселит и развлекает народ, то вкрадывается сомнение, монах он или нет.
– Как человеку сегодня не разучиться дружить и любить, оставшись наедине с собой за закрытыми дверями?
– Если вы о монастырских дверях, то двери монастырей не должны быть закрыты. Если речь идёт о затворниках, то затворник только из окна смотрит на мир с состраданием, а не с сочувствием к страстям мира. Оставшись наедине за закрытыми дверями, затворник молится за всех людей, но его никто не видит и никто не знает о его существовании. Любовь затворника проявляется в том, что он молитвенник за всех, и нужно, чтобы были такие одинокие замкнутые монахи – они как маяки. А монахи, которые живут в открытых монастырях у всех на виду – это самое распространённое теперь явление. Мы как в музее, нас все видят и фотографируют. Я не убегаю от фотоаппаратов и камер, стараюсь обратить это явление на благо. Мы постоянно окружены людьми и должны общаться с приходящими и помогать им даже своими талантами и плодами трудов.
