73-й километр по дороге Тверь-Торжок, поворот прилично сокращает путь до Селижарова. Глухой лес по обочинам сменяется живой изгородью из гигантского борщевика, из-за чего спрятавшиеся за ним деревенские дома кажутся маленькими и заброшенными. При въезде в поселок тебя встречает памятник Ленину – застывшей в камне рукой вождь уверенно указывает прямиком на храм.
ХРАМ-ПАЛАТА
В средние века ажурные обточенные кирпичи обрамляли окна храма, серебряный крест хранил восемьдесят мощевиков святых, а в резном киоте висела привезенная с Афона икона великомученика Пантелеимона.
Сегодня Петропавловская церковь – все, что осталось от ансамбля Троицкого Селижарова монастыря, основанного в конце XV века, как считают, преподобным Иосифом Волоцким. Добротный был монастырь, благолепный, имел свои вотчины и даже собирал мостовые пошлины с купцов, везущих товары через Селижаровку. Игумен его звался главнейшим в ржевских землях, а в «лествице настоятелей» вписан выше Ниловского. Но после неосуществленной идеи создать в Селижаровском монастыре епископскую кафедру во второй половине XVIII века обитель теряет свое значение. В 1920-е годы в монастыре идет кино, в 30-е – арестованы все насельники.
1992 году священник Сергий Чивиков прибыл на остатки возвращенного Церкви храма – не было половины кирпичного свода, крыши, окон, полов – одни стены, в общем, отхожее место в центре города.
Администрация района помочь в восстановлении отказалась – собирались сделать музей. Тогда новый настоятель взялся за работу сам, такая настойчивость переубедила власти.
Помогли и местные предприятия, заводы, частные предприниматели, кто финансово, кто техникой. Люди просто приходили и предлагали помощь, штукатурили, выносили мусор, с одного второго этажа храма вывезли семь КАМАЗов обрушившегося свода.
Теперь, как шесть веков назад, храм снова напоминает Грановитую палату Московского Кремля: низкие своды опираются на крепкие, в полтора метра толщиной стены, в центре столб, такая архитектурная «коробочка». Здесь, на втором этаже, монахи собирались на службу, а на первом – на трапезу.
Когда-то июньским вечером 1825 года неожиданно упала монастырская колокольня – украшение обители и исторического центра города. Восемь лет отдал отец Сергий, чтобы родилась новая, сорокаметровая красавица в три яруса высотой, двадцать колонн и десять колоколов. Новая жизнь мерно и звонко известила о себе селижаровцев.
СЕЛИЖАРОВСКИЙ СВЯТОЙ
Гордится селижаровская земля связью со святителем Гурием, архиепископом Казанским, который целый год был игуменом местного Троицкого монастыря. Еще будучи иноком, его оклеветали в преступной связи с женой князя, к которому будущий святитель поступил в услужение. Князь, не разобравшись, сделал сруб и закопал в нем своего слугу, оставив маленький просвет, через который узнику передавали немного воды и сноп овса на пять дней. В такой могиле он прожил два года. А потом стал игуменом Иосифо-Волоцкой обители, куда к нему очень любил ездить Иоанн Грозный и, завоевав в 1550 году Казань, вызвал ревностного игумена на Казанскую кафедру.
БУТАФОР
– Я родился в Ашхабаде, – слушая отца Сергия, я представила белый мраморный город, золотые шары куполов и винно-красные ковры, – а в шестнадцать лет поехал в Тверь учиться. Под Тверью жили мои родственники, старший брат учился в политехническом институте, а я приехал поступать в художественное училище. Я уже знал, что хочу быть художником. В первый год не поступил – тогда училище только открылось и конкурс был громадный. Устроился на работу в тверской Театр кукол: художник-бутафор, художник-конструктор, механика кукол и декораций. Меня взяли молодого, проверили, оценили, я сразу освоил механику тростевой куклы, токарный станок. Работа очень нравилась. А на следующий год уже поступил в училище.
Семья моя была нерелигиозной, но учась в худучилище, я познакомился с верующими людьми, стал читать духовную литературу. А после этого с друзьями однокурсниками Андреем Запрудновым, Дмитрием Мамоновым и другими в 80-х годах стали расчищать заброшенный Екатерининский храм на Тверце. Мы обратились к нашему владыке архиепископу Виктору, чтобы он нам выделил священника для проведения Богослужения в правом приделе храма.
– Со священниками сейчас дефицит. Давайте кто-нибудь из вас становитесь священником.
И указал на меня.
– Давай ты.
Так я принял сан и стал первым священником в Екатерининской церкви после ее открытия, где прослужил два года, а в 1992 году приехал в Селижаровский район.
ИКОНЫ, ХОЛСТЫ, КРАСКИ
Бисером разноцветных стеклянных тар усеяны подоконники, полки, шкафы, пучками гнездятся в банках кисти разных размеров и форм, открытые книги, альбомы, наброски, эскизы, недописанные образы. Деревянная лестница, перекладина, брусья – шведская стенка для гудящей спины. Иконописец подтянулся, отжался, вытянулся и снова подошел к мольберту.
– Икона «Собор Тверских новомучеников», – отец Сергий указал на карандашный набросок, – это совершенно новая икона, все эти образы нужно собрать, так как готового образца нет. Святых много, и надо познакомиться с их жизнью. Обычно на иконе изображают младочеловека, средочеловека, старца, это разработанные типы в иконописи. Хотя портретное сходство не столь важно, ведь изображается человек обновленный, обόженный, человек Царства Небесного, мы все же стараемся приблизиться к нему, так как есть фотографии этих святых, есть их потомки, поэтому хочется сделать образ узнаваемым, но насколько это удастся, пока неизвестно.
Иконописную мастерскую протоиерей Сергий Чивиков организовал сразу после открытия храма, более двадцати лет назад. Приезжает из Осташкова Таня, превосходная портретистка из академии Репина. И Аня. Аня очень похожа на тезку-Ахматову. Черная челка, бледный строгий профиль.
– Нет только Альтмана, который бы ее изобразил, – добавил отец Сергий.
Иконы в мастерской выполняются под заказ. Сейчас «Царственные мученики» пишутся для Воскресенского кафедрального собора Твери, для него же ранее был выполнен иконостас. Параллельно идет роспись иконостаса в приделе трех святителей Петропавловского храма, сын отца Сергия делает резьбу, иконописец Арсений Маторин из Санкт-Петербурга вместе с настоятелем выполнил роспись алтарной части, несколько других икон.
СТЕЖКИ В НЕБО
Бывшая монастырская трапезная – сегодня не менее оживленное место: воскресная школа с мини-сценой, кухня, просфорня, крестильная с полным погружением – на стенах все та же кисть настоятеля. Да, и вышивальная мастерская.
Девчонки-мастерицы, Лиза и Соня, здорово гоняют ниткой с иголкой. Вся сложность вышивки – каждым стежком расколоть нитку, «нитка в раскол» – такое прочное русское лицевое шитье. Время, труд, терпение. Только женщинам под силу такое, нашим, русским, в селеньях. Сами скромные, головы от работы не поднимают.
На идею устроить мастерскую отца Сергия подтолкнула матушка отца Анатолия Волгина, которая занималась вышивкой и охотно согласилась поделиться опытом.
– Ну я же художник, что я пойду покупать плащаницу для своего храма? – сетует настоятель. – Многие не понимают, что такое русская икона, хотя много говорят о русскости. Мы стараемся вышивать по канонам классической русской иконы, брать за основу русскую культурную традицию, древние русские образы.
Батюшка погладил маленькую мастерицу по голове, грустно вздохнул.
– Вырастут, выучатся и – тоже уедут. В мегаполис.
ОТКУДА ТЫ, ВИНОГРАД?
– Матушка Елизавета из Житенного монастыря подарила мне четыре маленьких кустика, – отец Сергий подвел нас к зеленой извивающейся стене. – Решил попробовать, а он вдруг принес мне большой урожай. Есть такой амурский сорт, выдерживает до минус сорока, как раз для нашей полосы. Тут у меня столовые, винные сорта, белый виноград, черный. Великое чудо – расти винограду у нас и давать плоды. Один год принес нам 300 кг винограда! Теперь учусь делать вино. Самое сложное – научиться обрезке, – батюшка с гордостью оглядывает свои владения. – Съездил в Нилову пустынь, отец Фаддей заведует там уже двумя га винограда, сам агроном, с удовольствием делится опытом.
В хозяйстве отца Сергия и грецкий орех, и тутовник (шелковица), груши, яблони, в теплицах завязываются помидоры. За забором – берег, откуда видно, как сливаются вместе Волга и Селижаровка.
***
Хорошо в деревне. Хотя люди и разъезжаются отсюда кто куда. Какое-то особое, наверное, устроение надо иметь, чтобы любить город, любить попадать в этот замкнутый и бесконечно шумящий поток, в это необратимое метро, в невозможность остановиться, подумать, помолиться.
Окончательно ли мы потеряли, уничтожили деревню, сельскую жизнь? Нет, ведь здесь стоит храм, а значит он нужен. Нужен тем, кто чувствует в нем опору, кто полюбил молитву вдали от суеты города.
Лидия Быша,
наш корреспондент
