85 лет исполнилось одному из старейших клириков Тверской епархии протоиерею Алексию Злобину, настоятелю древнейшего на тверской земле храма в честь Рождества Пресвятой Богородицы, что в Городне-на-Волге.
Предлагаем Вашему вниманию воспоминания отца Алексия об одном из самых сложных и трагических периодов истории нашей страны, когда Церковь выступила миротворцем, и слово, сказанное Ею, спасло Отечество от междоусобной брани, помогло многим обрести веру в Бога.
Отца Алексея Злобина, настоятеля храма Рождества Пресвятой Богородицы в Городне-на-Волге, называют духовным пастырем Белого дома, а еще — духовником расстрелянного парламента.
Будучи депутатом Верховного Совета РСФСР, вместе с Патриархом Московским и всея Руси Алексием II в октябре 1993 года он пытался примирить противоборствующие стороны. Когда переговоры были сорваны, он не покинул осажденный Белый дом. Крестил под обстрелами некрещеных, исповедовал и причащал раненых. Стоя на коленях, читал акафист святителю Николаю. И покинул здание под охраной бойцов «Альфы» с одной из последних групп депутатов.
Дома его ждали жена — матушка Люба и шестеро детей.
О тех трагических событиях 3–4 октября 1993 года, которые едва не переросли в гражданскую войну, спустя 25 лет отец Алексей рассказал «МК».
Отец Алексей стать депутатом не думал. Но грянула перестройка, в стране начались революционные преобразования. На волне гласности изменилась и система выборов народных депутатов. Право выдвигать своих кандидатов получили даже небольшие коллективы — смены и бригады.
— В селе Городня-на-Волге, что в 35 километрах от Твери, мы всем миром девять лет восстанавливали старинный храм Рождества Пресвятой Богородицы, который является старейшим в Тверской области. С 1974 года я являюсь настоятелем этой церкви, а в сане — с 1955-го, — говорит отец Алексей. — С реставрацией нам здорово помог писатель Борис Полевой, который был председателем Фонда мира и очень любил наш храм XIV века. Он попросил правительство выделить деньги из Фонда мира на восстановление храма. И это ему удалось.
Священнослужителям помогали местные жители — кто руками, кто добрым словом, кто молитвой.
— Был среди наших добровольных помощников и сотрудник засекреченного предприятия из соседнего Редкина. Он-то и предложил выдвинуть мою кандидатуру в депутаты. Ко мне в храм пришла инициативная группа, поинтересовалась, как я отношусь к советской власти? У них самих явно были антикоммунистические настроения. Кризис доверия к правящей партии был исчерпан.
Руководитель «почтового ящика» схватился за голову, когда на собрании большинством голосов была утверждена кандидатура отца Алексея. Тем более что соперником протоиерея на выборах в избирательном округе был первый секретарь райкома КПСС.
Первые демократические выборы состоялись 26 марта 1989 года. На агитплакатах было написано: «Победим застой», «Возродим полновластие советов».
— У меня за спиной была мощная поддержка. Моими доверенным лицами были писатель Владимир Солоухин, с которым мы дружили, а также мой земляк, народный художник России Вячеслав Шумилов.
Отец Алексей уверенно победил на выборах. Потом из 11 депутатов парламента от Калининской области, среди которых были и коммунисты и демократы, нужно было выбрать одного-единственного постоянного члена Верховного Совета. И за батюшку проголосовали 70% народных избранников.
— Все решила моя речь. Я сказал тогда, что «я не за коммунистическую Россию и не за демократическую Россию, а просто за Россию», — говорит отец Алексей.
Началась работа в парламенте.
— Мы сразу образовали свой комитет по свободе совести, вероисповеданию, милосердию и благотворительности. Я стал его секретарем. Занимались законотворческой деятельностью, контролировали исполнение законов и постановлений в области
вероисповеданий. Каждую пятницу я возвращался на машине домой в Городню. В субботу, воскресенье и праздничные дни служил в храме. В понедельник встречался с избирателями, а вечером ехал в Москву. И так — 3,5 года.
Переломной в истории России стала осень 1993 года. Разразился конституционный кризис. 21 сентября президент Борис Ельцин подписал указ №1400 о роспуске Съезда народных депутатов и Верховного Совета. Народные избранники отказались ему подчиниться, объявив, что тот совершил «государственный переворот». Президиум Верховного Совета РФ постановил, что полномочия президента Ельцина прекращаются и переходят к вице-президенту Руцкому. В стране возникло двоевластие. Россия оказалась на грани гражданской войны.
23 сентября правительство отключило в Доме Советов свет, подачу тепла и частично воду. Вскоре пропала и связь. Белый дом окружили баррикады. Охране Верховного Совета, в свою очередь, выдали автоматы, пистолеты и боекомплекты к ним. Ночью 28 сентября милиция блокировала всю территорию вокруг Дома Советов.
— В этот момент православная церковь попыталась стать посредником и привести стороны к согласию, — говорит отец Алексей. — Патриарх Алексий II с митрополитом Кириллом срочно прилетели из США, куда отправились с официальным визитом. Мне и члену нашего комитета, Валентине Домниной, поручили встретиться с патриархом. Связи в Доме Советов не было, в аэропорт я звонил из какого-то офиса. Тогда еще всех из здания выпускали, правда, предупреждали, что назад не пустят. Меня соединили с председателем отдела внешних церковных сношений митрополитом Кириллом. Он сказал, что у них был 15-часовой перелет, и попросил перенести встречу на завтра. Я уверил его, что «завтра может уже не быть». И мы выехали в Свято-Данилов монастырь. В патриаршей резиденции мы три часа рассказывали митрополиту Кириллу о сложившейся взрывоопасной обстановке. Он все доложил патриарху, на следующий день собрали синод, Алексий II связался с Ельциным. Было решено немедленно начать переговоры. Заседали три дня. С Руцким и Хасбулатовым я несколько раз выезжал на переговоры. Их машины стояли в подвальном помещении Белого дома, нас пропускали без задержек. Один раз в Даниловом монастыре мне удалось даже помыться. Мне там выстирали и высушили одежду.
Переговоры шли трудно. Решался вопрос об оружии, которое находилось в Доме Советов. Его нужно было складировать и взять под охрану. Руслан Хасбулатов в свою очередь заметил, что «проблему оружия» надо рассматривать в связи с общей ситуацией. Также говорили о гарантиях безопасности для депутатов и защитников Белого дома. Но камнем преткновения по-прежнему оставался политический вопрос.
В воскресенье, 3 октября, отец Алексей с благословения патриарха начал служить в Доме Советов Божественную литургию.
— Патриарх прислал мне из Свято–Данилова монастыря иконы, свечи, священническое облачение, четырех монахов, которые пели, а также протодьякона. Мы расположились в большом угловом кабинете на втором этаже, который и стал «малой церковью». В 9 утра я взял в руки микрофон, за окном в это время гремела песня: «Путана, путана, путана, ночная бабочка, ну кто же виноват.…» Я сказал, что буду служить Божественную литургию, и попросил выключить всю музыку. В течение 10 секунд все стихло. Наступила тишина, и три часа шла литургия. Мы выставили колонки на улицу. Служба транслировалась по всему Белому дому. Многие молились вместе с нами. Я видел, как в комнату зашел Руцкой, постоял немного и вышел.
В это время Алексий II служил Божественную литургию в Богоявленском кафедральном соборе, куда из Третьяковской галереи на несколько часов передали Владимирскую икону Божией Матери. У многих тогда появилась надежда, что все может еще решиться мирным путем.
«Крестились депутаты Светлана Горячева и Тамара Пономарева. Считали, что перед смертью»
— В переговорах с правительством уже вроде были достигнуты определенные договоренности, но их перечеркнули события, которые случились
3 октября на площади перед Домом Советов, — говорит отец Алексей. — Многотысячная толпа народа прорвала кольцо блокады. ОМОН и милиция отступили, оставив машины. Никто тогда не предполагал, что это спланированная провокация, ловушка. Многие в Белом доме, в том числе и руководство, впали в эйфорию. Стали делать безответственные призывы и распоряжения.
Около 14-го подъезда Белого дома начался митинг. Вице-президент Александр Руцкой призвал сторонников Верховного Совета штурмовать мэрию на Новом Арбате и телецентр в Останкине.
— Я понял, что надежды на мирный исход уже нет, — говорит отец Алексей. — Ушел в свой кабинет и стал молиться. У меня была икона Спасителя — «Ангел Великого Совета». Я ее повесил на гвоздик, где когда-то висел портрет вождя. Когда началось противостояние, я унес ее в свою московскую служебную квартиру. Но когда ложился в своем кабинете в Белом доме спать, смотрел на торчащий из стены гвоздь, и мне было не по себе. Думал, вот расстреляют, а у меня с собой даже иконы нет. Рано утром пошел и снова принес ее в Белый дом. Потом перед ней и молился.
Попытка штурма телецентра провалилась. Но самое страшное было впереди.
— На следующий день, 4 октября, около семи утра около Белого дома стали слышны выстрелы. В это время в разных комнатах парламента, холлах и на лестницах спали тысячи человек. Потом несколько БМП, сминая баррикады, въехали на площадь перед Белым домом. Когда из бронетехники открыли прицельный огонь по окнам здания, все стали переходить в глубину Белого дома, в помещения, окна которых выходили во внутренний двор. Депутаты собрались в зале заседаний Совета Национальностей, который располагался в полуподвальном помещении. Там, в темном помещении без окон, было около 600–700 человек.
Мой рабочий кабинет находился на третьем этаже. Окно в нем было изрешечено пулями от крупнокалиберного пулемета. Оставаться там было нельзя. Мы с другими членами нашего комитета перешли и заняли комнату рядом с медпунктом. Я перенес туда крестильный ящик, сосуды и запасные Дары, которые у меня хранились в сейфе. В десять часов по Дому Советов начали стрелять танки. Били прямой наводкой до 11-го этажа. Те защитники Белого дома, кто поднялся выше, оказались отрезанными от остальных.
Все ждали, что вот-вот начнется штурм. Говорили, что было распоряжение — никого в плен не брать. На пороге смерти к отцу Алексею в обустроенную им «малую церковь» потянулись депутаты, работники аппарата, обслуживающий персонал, казаки, офицеры, добровольцы — простые люди, приехавшие из разных городов. Одни хотели исповедаться и причаститься, многие — впервые в жизни, другие — креститься.
— Шли группами по 5–7 человек. Я делал общую исповедь и причащал. В тот день под обстрелами я причастил около 90 человек, — говорит отец Алексей. — Когда последний раз приезжал домой на службу, захватил с собой сосуды, чтобы причащать больных, а также запасные Дары, это просфоры, которые измельчают, сушат — и они стоят на престоле до следующей Пасхи. Набрал их полный ковчежец. Потом этими запасными Дарами и причащал людей. Помню, очень удивился, когда увидел писателя Лощица, редактора серии «Жизнь замечательных людей», который пришел причаститься. Спросил: «Юра, а ты какими судьбами здесь?» Мы познакомились с ним в Осташкове — в день обретения мощей преподобного Нила Столобенского. Потом он не раз бывал в нашем древнем храме. В 1993-м Лошиц был редактором газеты «Литературная Россия» и по зову души пришел защищать Белый дом.
Обстрел межу тем все усиливался. К отцу Алексею то и дело приходили с просьбой исповедовать раненых.
— Помню, пришел гонец от казаков. Их в Доме Советов было около сотни, держались они особняком. Сказал, что их командира ранили в живот. Надо было подняться на 6-й этаж. Лестница проходила около окон, так что пришлось ползти. Как только в проеме показывался силуэт, раздавались выстрелы. Так по-пластунски и передвигался со своими запасными Дарами. Командир казаков был в сознании. Я его исповедовал, причастил. Потом казаки его как-то спустили на первый этаж. В то время уже разрешили вывозить раненых, прислали за ними машины. Позже стало известно, что все они попали в Институт Склифосовского. Казаки, размахивая нагайками, потом забрали оттуда своего командира. Операцию ему делали уже в другой больнице.
А обстановка вокруг Белого дома между тем все накалялась. К площади были стянуты мотострелковые и воздушно-десантные дивизии, бригады спецназа. В любую минуту могло начаться наступление.
В это время к батюшке пришли креститься депутаты Светлана Горячева и Тамара Пономарева. Обе считали, что перед смертью.
— Крестил группами по 5–6 человек, есть краткий чин крещения. Нашли и купель, в Белом доме чего только не было. Люди понимали, что их могли ранить или убить. Стали задумываться о вечном, куда они потом попадут? И что там будет? Я хорошо запомнил двух женщин-депутатов, которых крестил и причащал. Сказал тогда Светлане Горячевой: «Если суждено тебе сегодня умереть, умрешь безгрешной». Всего крестил в тот день около 20 человек.
В промежутках между крещением и исповедью отец Алексей под разрывы снарядов, стоя на коленях, читал вслух акафист святителю Николаю.
— В тот день, наверное, я раз 6–7 прочитал этот акафист. В то время в комнате со мной было примерно человек сто, кто-то молился вместе со мной о спасении, кто-то читал, кто-то просто сидел. Одни приходили, другие выходили. Среди депутатов было много научной и творческой интеллигенции, деятелей литературы и искусства, кооператоров, сельских арендаторов.
Отцу Алексею депутаты несколько раз предлагали покинуть простреливаемое здание, но он неизменно отвечал: «Моя жизнь в руках Господа Бога».
— Сначала из Белого дома из нашего комитета ушел Глеб Якунин, потом Вячеслав Полосин…. Я остался один. Как я мог покинуть людей в той страшной ситуации? У меня и мыслей таких не было. Зато мне на подмогу пришел молодой иеромонах Никон (Белавенец), который надеялся, что его слово способно будет удержать людей от опрометчивых шагов. Он был со мной в Белом доме до самого конца.
«Кабинет при зачистке разгромили. Не тронули только рясу»
Дом Советов горел, фасад здания наполовину почернел.
— Мы сидели в своей комнате, рассуждали, что будет дальше. Кто-то сказал, что если выживет, то примет сан священника. Я предложил, если уцелеем, построить в память об этом событии храм святителю Николаю, потому что именно ему я читал в тот день акафист много раз.
Только мы об этом поговорили, как в дверях показались люди в камуфляже, со шлемами-сферами на голове, мы услышали: «Руки вверх». Это были бойцы группы «Альфа». Действовали они осторожно, потому что не знали, что может ожидать их за дверьми в темном помещении, оружия-то в Белом доме было много. Потом мне рассказывали, что бойцы «Альфы» искали меня, передавали по цепочке: «Только батюшку не трогать».
Увидев меня в комнате, сказали: «Собирайтесь, мы сейчас вас всех выведем». Выходили мы через наш 20-й подъезд, шли мимо моего кабинета на 3-м этаже. Я попросил зайти, чтобы забрать свои вещи. Прополз низом, хорошо, что все служебные облачения у меня хранились на нижней полке сейфа. Глянул: та стена комнаты, что выходила на американское посольство, вся посечена осколками.
Только спустились на первый этаж, как по нам начали стрелять. Кто-то крикнул: «Ложись». Славу Федотова, члена нашего комитета, ранило в руку. Он был хирургом, родом из Курска, мигом сделал себе перевязку.
Альфовцы передали по рации: если стрельба не прекратится, они будут вести ответный огонь. Все стихло. Мы выходили через живой коридор, который образовали бойцы группы «А». Они стояли к нам спинами, наставив на толпу автоматы. Силы к Белому дому были стянуты серьезные. Куда ни глянешь — сплошной ОМОН и бронетехника. Там же стояли толпы молодежи с дубинками, цепями, кусками арматуры в руках. Говорили, что их подпоили, дали денег.
Милиция проверяла у всех выходящих из Белого дома документы, правда, с меня ничего требовать не стали. Боковым зрением я заметил автомобиль, который ехал через строй ОМОНа. А потом неожиданно притормозил около нас. Сидящий за рулем мужчина, явно сотрудник КГБ, спросил: «Куда вас отвезти, батюшка?» Как я узнал потом, эту машину прислали специально за мной.
Сложил облачение вместе с сосудами и иконами, положил все в багажник. Из толпы кричали: «Оставьте, что успели награбить в Белом доме». Мы вчетвером с Валентиной Домниной, Вячеславом Федотовым, Вячеславом Залесским сели в машину. Я попросил водителя: «Можете подвезти нас к Данилову монастырю?» Он посетовал, что напрямик не получится, все оцеплено, только через три вокзала. На что я сказал: «Да хоть через Питер, только подальше от этого ада».
Патриарх уже уехал, на месте оставались два митрополита — Кирилл и Ювеналий. Мы сдали антиминс, потир, иконы, облачения — все, что нам давали для проведения литургии в Белом доме. Остановились на ночь в гостинице, вымылись, собрались у меня в номере, выпили по рюмочке, включили телевизор. Находясь в осажденном здании с бездействующей связью, мы плохо представляли себе, что происходит на улицах Москвы. А утром, чуть свет, разъехались по домам. Выходили в целях безопасности по одному.
Я сел в электричку, поехал в родную Городню. Но в голову лезли мысли, а вдруг меня там уже ждут? Выходить на привокзальную площадь надо было из последнего вагона. Чтобы запутать следы, я сел в первый вагон. Когда подъехали к станции, стал рассматривать перрон. Когда народ схлынул, все рванули на автобусы, на платформе остались стоять человек 7–8 крепких мужчин. Я спрыгнул незаметно с платформы вниз, остановил проезжающую машину и на попутке помчался в село.
Около моего дома стояло много машин. Увидев знакомого, который курил на улице, подошел к нему. Выяснилось, что те крепкие мужики на перроне — наши местные депутаты, которые встречали меня с электрички. Со станции они успели доехать к моему дому быстрее меня… Еще несколько дней я ждал, что за мной придут, были мысли даже уехать в деревню, где раньше жил. Но за мной так никто и не пришел. А арестовано было около 50 человек. Все руководство, включая Хасбулатова и Руцкого, полгода сидело в следственном изоляторе «Лефортово». Из Белого дома их вывозили в отдельном автобусе. Только в 1994 году они были амнистированы.
А спустя неделю после расстрела Белого дома мне позвонил знакомый московский батюшка. У меня в кабинете владыка Платон, народный депутат из Ярославля, хранил свою рясу. После зачистки Дома Советов, которая длилась два дня, в моем кабинете все было разгромлено и разграблено. Не тронули только рясу. К ней все боялись притронуться. Московский батюшка попросил отдать эту рясу ему на память. Я с легким сердцем согласился: «Забирайте!»
* * *
7 октября 1993 года было объявлено днем траура. Трагические события унесли жизни более 150 человек, порядка 400 человек получили ранения.
С тех пор каждый год, 4 октября, отец Алексей служит около Белого дома панихиду по убиенным.
— Первые два года еще приезжали представители от патриархии, а потом я служил панихиду уже один, — рассказывает батюшка. — Первое время в Госдуме поминали погибших, потом мы собирались в различных залах, народу становилось все меньше и меньше. А последние годы нас принимает генерал-лейтенант внутренней службы в отставке Андрей Федорович Дунаев (бывший министр МВД РСФСР, перешедший в октябре 1993 года на сторону защитников Верховного Совета. — Авт.).
Отец Алексей признается, что часто вспоминает депутата Равката Чеботаревского, который служил в Заполярье, был командиром атомохода, прошел кругосветку подо льдами Северного Ледовитого океана.
— Он был в загранкомандировке, но срочно вернулся в Москву, чтобы защищать Дом Советов. Вышел из здания одним из последних, — говорит батюшка. — Переживал случившееся так остро, что через полгода, в 47 лет, умер. Не выдержало сердце.
Отец Алексей выполнил обет, который дал во время расстрела Белого дома. В 1999 году на территории Тверского государственного университета был заложен храм в честь святителя Николая Мирликийского Чудотворца. Благословение на его возведение дал патриарх Алексий II.
— Есть проект храма, он сделан тем же архитектором, кто работал над проектом храма Христа Спасителя. Уже стоит фундамент, положена плита, — говорит отец Алексей. — Надо успеть построить храм. Я слово Господу дал.
Батюшка очень надеется, что нужные средства найдутся.
Отец Алексей не обделен вниманием. В январе 2001 года Владимир Путин вручил ему орден Почета. А через четыре года, в январе 2005 года, президент приехал в Городню на праздничную службу Рождества Христова. Молился в храме Рождества Пресвятой Богородицы всю рождественскую ночь.
— В конце службы я пригласил Владимира Владимировича в алтарь, — рассказывает отец Алексей. — Минут десять мы говорили с ним о нашей сельской гимназии. В подарок он привез нам десять учебных Библий, а также священный сосуд — напрестольную дарохранительницу, которая сейчас стоит с памятной табличкой у нас в храме.
Светлана Самоделова, МК Тверь
