В день памяти мученика первых веков христианства святого Платона Анкирского — день тезоименитства митрополита Платона (Левшина), в течение пяти лет возглавлявшего Тверскую кафедру, публикуем отрывки из автобиографии митрополита Платона о пребывании на Тверской земле.
Источник: митрополит Платон (Левшин). Автобиография Платона, митрополита Московского. (Митрополит Платон писал о себе «Автобиографии» в третьем лице).
В 1770 году, сентября 22 дня, пожалован он прямо в архиепископы в Тверь, и посвящен при Дворе октября 10 дня преосвященными: Гавриилом, митрополитом Киевским, Гавриилом, архиепископом С.-Петербургским, Иннокентием, архиепископом Псковским, и Григорием, митрополитом Унгро-влахейским, в присутствии Императрицы и случившегося Прусского принца Генрика, для которого, чтоб видеть ему сей обряд, отложено было до того дня посвящение. А притом оставлен он был и архимандритом Троицкой Лавры по-прежнему.
Новое звание получив и возблагодарив Императрицу пристойною речью, архиепископ Платон почувствовал всю важность и тягость оного. Тотчас всей пастве отправил он печатное подобающее послание и начал особо входить в дела паствы своей, не оставляя присутствия в Синоде и прежних должностей при Дворе и Лавре. В управлении паствы единственное его намерение и ревность вся состояла в том, чтобы духовенство исправить, производя сколько возможно лучших священников, а худых или исправляя, или неисправляемых лишая звания. Был он совсем чужд мздоимства, не только что почитал то противным совести, но и всегда представлялось ему подлою низостью, чтобы от другого что-нибудь взять, который его беднее, да и как бы почитать себя ему одолженным, и себя выставлять за такого бедняка, который без того, аки бы не имел чем содержать себя. Итак, совсем был чужд постыдного мздоимства; даже когда чем его даривали приятели его и друзья, стыдился он быть у них как бы в долгу и всегда чем-нибудь их взаимно отдаривал.
В производстве дел не взирал Платон ни на сильные лица, ни на просьбы, ни на слезы, коли то находил со справедливостью законною несообразным и с расстройством общего порядка паствы. Также и выборы от прихожан во священно- и церковнослужители не уважал, ибо находил их по большей части пристрастными или вынужденными просьбою других, не имеющих другого достоинства, кроме того что умеют докучать, кланяться и плакать. Таковые Платоновы поступки многим были не по нраву, и невыгодные за то слышал он отзывы; но вместо того большая часть всякого состояния людей были тем довольны и должною ободряли его похвалою, видя во всем его прямодушие, а притом и на самом деле усматривая лучший по духовенству порядок; как-то и был пастырь тем утешен, что некоторые из дворян отозвались к нему с благодарностию за хороших данных им священников. И как сие архиепископа удивило, зная, что священники даны не те, кои ими были выбраны и представлены; и потому им говорил, что он сему удивляется, зная, что многие на сие ропщут; на то отвечали, что подлинно и они роптали, что другие, вместо выбранных ими, поставляются, думая, что делается то по пристрастию какому, то есть или по мздоимству, или по ходатайству и проискам, как то-де прежде и бывало, что нами выбранных лучших не ставят, а дают других худших.
Но как-де они ныне усмотрели, что даются священники хорошие и гораздо лучше выбранных нами, то и перестали роптать, а напротив отзывались с благодарностью. И так пастырь, сим быв ободрен, продолжал, свое о лучшем духовенстве попечение. Старался он, сколько возможно, уменьшать причет, чтобы излишних и ненужных не было, а притом и приходы скудные и малочисленные или упразднять, или приписывать к другим приходам, дабы более доставить духовенству пропитания и излишних трудов избавиться. Ибо приметил он, что чем скуднее причетники, тем более во всякие впадают бесчиния. Также пресекал родство, дабы под сим именем мест не получали. Сие всячески пресекал пастырь сей, а единственно уважал достоинство и способность и непорочное житие.
В первый приезд посетил Кашин и его уезд, и Калязин монастырь, а оттуда посетил и Лавру, а во второй — посетил с уездами города: Старицу, Одоев, Ржев, Волоколамск, Осташков, Нилову пустынь и Торжок, делая везде пристойным наставления, и увещания, и поправления, и производя разные епаршеские дела. А к осени отправился в Лавру, где и был без малого три месяца. Но как послышал он, что Двор сбирается в Москву в конце того 1774 года, то и отправился через Кашин в Тверь. Окончание сего года было окончанием и правления им Тверской епархии. Платону крайне понравилась сия епархия, и он многократно говорил, даже обещался не только в другую, ни в какую епархию не переходить; но прожив в ней 12 лет и почитая сего времени довольно, чтобы потрудиться для Церкви Божией в сем сане, думал и совсем от епархии отказаться, и остаток жизни препроводить в Троицкой Лавре, особливо, что неусыпным старанием до того довел течение епаршеских дел, что их чувствительно уменьшилось, и уже мало он делами затрудняем был.
В спокойное от дел время любил прохаживаться в саду и в Желтиков монастырь, недалеко от Трехсвятского отстоящий, с ближними своими духовными друзьями. А от больших собраний, и у себя и на стороне, всегда удалялся. Жил, как монах, уединенно. A выезд его наиболее был на служение в собор, в приходские церкви, в монастыри, где при служении никогда не оставлял, чтобы не сказать поучения народу. Так-то жил, и так-то было расположился о себе Платон. Но иначе судили неиспытанные судьбы Божии.
В начале 1775 года, в январе месяце, 20 дня, прибыла Императрица в Тверь. Принял архиепископ Монархиню надлежащими образом, так как и сам принят от нее милостиво. На другой день, 21 января, при самом отъезде Императрица вручила архиепископу два указа, сказав, чтобы он те указы подал где надлежит. По провождении Императрицы посмотрел он те указы и увидел, что в одном велено Синоду его перевести из Твери в Московскую епархию, с оставлением и Троицкой Лавры по-прежнему, во втором велено выдать ему из казны 5000 р. А притом пожалована бриллиантовая с аметистами панагия, которую вручил ему князь Потемкин, бывший в особой милости у Императрицы, а Платону друг. Увидев, что надобно ему оставить Тверь и переселяться в Москву, архиепископ не только восплакал, но и возрыдал.
