Протоиерей Сергий Дмитриев, – председатель Отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Тверской епархии, настоятель храмов в честь Покрова Божией Матери и блаженной Ксении Петербургской г. Твери:
– Как получилось, что после Твери в 2013 году Вы оказались настоятелем храма заграницей, в Италии?
– Как и другие священники, я был отправлен в командировку, у меня она получилась весьма длительной. Схема попадания заграницу простая. Если священник изъявляет желание служить заграницей или ему это предлагают, Управление по зарубежным приходам РПЦ запрашивает характеристику, личное дело и рассматривает возможность его направления за рубеж.
Таким же образом попал туда и я. Сначала мне предлагали служить в Бари. Я поехал на месяц приглядеться, ведь Бари – это особое место. И, честно говоря, я отказался. Мне всегда хотелось, чтобы в храме была община, а там создать общинную жизнь очень сложно из-за постоянного обилия паломников. И я понял, что это не мое. Хотя, конечно, Бари – это святое место, это святитель Николай Угодник, климат хороший. Потом предложили поехать в Верону.
На момент, когда я приехал, община, можно сказать, разошлась. И мне пришлось создавать ее снова. Но это было интересно. Люди там самых разных национальностей, разной духовной культуры, окружение инославное, поэтому важно было постараться, чтобы все объединились в одну христианскую семью.
Специфика заграницы еще и в том, что люди там оторваны от своих корней, приезжая туда по разным причинам – работа, создание семьи, перемена места жительства. В любом случае человек ощущает оторванность от своей земли. Поэтому христианский приход для православных людей является духовным островком Родины. Соединить всех так, чтобы у каждого его Отечество – Молдавия, Украина, Россия, Сербия, Грузия – была общей, это самый важный вопрос для священника, который служит заграницей.
– С изменением демографической ситуации здесь, в центре России, такая палитра наций, людей, политических взглядов – не будущее ли это наших приходов?
– Думаю, для нас это не близкая перспектива. А там, да, национальный состав меняется, и кто следит за ситуацией в Европе, понимает, что там много беженцев, переселенцев, особенно из бедных регионов, тех, кто устраивается на самые низкооплачиваемые работы. Если посмотреть на национальный состав России, это где-то восемьдесят пять процентов русских. Кроме того, наше законодательство более строгое в отношении принятия иностранцев. Потом люди едут туда, где они могут заработать. Было время, когда и к нам ехало на заработки много людей со Средней Азии, а сейчас это нам, думаю, не грозит. Наши заработки надо переводить в твердую валюту, тогда понятно, сколько ты зарабатываешь.
– Русский человек, становится ли он заграницей европейцем через некоторое время или до конца остается самим собой?
– Надо еще понять, что такое русскость. Наше поколение – это все-таки советские люди. Национальные особенности, конечно, остаются. Если посмотреть на румын, а их очень много в Италии, то они на приходах стимулируют воспитание детей именно в румынской традиции, у них свои песни, обряды, одежда, школа. У нас тоже есть, но не в таком размере. Есть люди, которые, как говорится, бросили Родину и уехали, и пытаются стать итальянцами. Я много общался с подобными людьми и убежден, что они не станут итальянцами: так и останутся людьми иностранными, но пытающимися быть итальянцами. Поэтому лучше сохранять все свое хорошее, доброе, что есть в национальной культуре, в том числе и русской, отбрасывая всё наносное и неприемлемое – наглость, развязность. А доброта, отзывчивость принимается везде. Если человек хочет, он остается в рамках своей национальной культуры, остается самим собой.
– А как итальянцы относятся к приезжим из других стран?
– Зависит от национальности. Известно, что сейчас в Евросоюзе очень много беженцев, нелегалов, прибывающих из Африки и других стран. Их поддерживают, выдают пособия, они этим пользуются, не особо желая работать. Те итальянцы, которые придерживаются данной политики, хотя бы внешне выказывают доброжелательность. Что касается наших соотечественников, к священникам относятся хорошо, к тем, которые идут батрачить, как к батракам, людям второго сорта. Люди при деньгах держатся своего сообщества, потому что итальянцы – все же другие, и родовые связи у них крепкие. Даже если женщина выходит замуж за итальянца, его семья не всегда ее принимает. Использует как наложницу, работницу, но не как равную. Конечно, итальянцы тоже разные. К тому же, различаются северная и южная Италия. Северные – более «продвинутые», а южные – держатся старого уклада, мама здесь – главный человек в семье.
– Каковы особенности приходской жизни в Вероне, чем она отличается от тверских реалий?
– В богослужебном плане не отличается. Чаще всего люди собираются в храм только в воскресный день, в будни все работают. Мы воспринимаем западный мир как некий Клондайк с золотом, но на самом деле, если человек там теряет работу, он, конечно, не умрет с голоду, его поддержат, но прожить на приемлемом уровне он не сможет, потому что устроить нормально свою жизнь без работы не получится. Люди работают много, нередко на двух работах, сутками, а воскресенье – это отдушина, когда можно от всего этого отвлечься. Приходят молдавские женщины, начинают между собой общаться, разговаривать, украинские – между собой. И это понятно, они долго не виделись, если только по скайпу, а тут есть возможность поговорить. Поэтому после службы мы всегда устраивали чаепитие. Это и есть, собственно, приходская жизнь, когда люди собираются вокруг Христа, со своими культурными, интеллектуальными различиями, но все чувствуют себя хорошо и комфортно.
– А воскресные школы, паломничество?
– В Италии мы всегда ездили в паломнические поездки, но там это проще. Например, чтобы попасть в Венецию на службу в собор апостола и евангелиста Марка, достаточно просто сесть на электричку. Послужили, порадовались, вернулись. В Италии вообще очень много святынь, наших общих. Например, в Падуе мощи апостола Луки, и мы всегда приезжали туда на его праздник послужить. Каждый год ездили на Святую Землю, на остров Корфу.
В праздники мы ввели традицию – выезжать на природу в день Жен-мироносиц и Успения Божией Матери, на Крещение – освящать озеро неподалеку от Вероны, устраивали крестные ходы.
– Вопрос финансов. На что приходилось рассчитывать?
– Только на свои средства. У католической Церкви есть конкордат, договор с государством, католическая Церковь живет хорошо, потому что их две тысячи лет в Италии никто не беспокоил и не репрессировал, если только не сильно. У них много собственности, которую они сдают в аренду. Священники там целибаты, поэтому когда человек остается один, особенно в возрасте, ему обеспечены забота и уход.
Мы существовали в Вероне на пожертвования, и бюджет зависел от общины. Первый год я жил только за свой счет. Доход был около 150 евро в неделю, 600 – в месяц, а за помещение и коммунальные услуги надо отдавать 500. И живешь как-то на оставшиеся 100 евро. При этом для прихожан – людей, которые приезжают на заработки, тоже важна каждая копейка, они на всем экономят, делают покупки по скидкам, на распродажах, отсылают вещи домой. Поэтому очень важно людям показать, для чего нужны храму деньги.
– Что бы Вы хотели применить из жизни зарубежной общины здесь, в Твери, от чего отказаться?
– Когда у нас в Вероне образовалась община, люди, приезжающие к нам в гости, удивлялись рассеянному здесь повсеместно добродушию: отвезут куда надо, покажут, расскажут, по магазинам проведут. Мне кажется, нам здесь этого не хватает – такой простоты, приветливости. Это зависит, конечно, и от священника, но и от того, пришли вообще люди ко Христу или нет, или просто пришли в храм реализовать какие-то свои потребности. Там я служил один, и мне некому было говорить перед Символом веры «Христос среди нас», поэтому я выходил к общине и говорил: «Христос среди нас». Поначалу они смотрели на меня недоумевая, на что я отвечал:
– А разве не посреди нас Христос?
Потом уже стали отвечать. Хочется, чтобы единство во Христе было между людьми. У нас, мне кажется, мало таких общин. Может быть, это связано с тем, что забот у людей много.Italy
– Или с тем, что там все православные собираются в одном месте, а в Твери есть выбор – сегодня в один храм пойду, завтра – в другой.
– Мы тоже ездили в гости в другие города послужить. Свою общину надо иметь, а для этого необходимо, чтобы община сплачивалась именно вокруг Христа, вокруг Чаши, с любовью. По чему узнают, что вы мои ученики? – сказал Христос. – Потому что будете иметь любовь между собою. Это основное, что заметно.
Другая, менее яркая деталь. В Италии приход в храм после тяжелой трудовой недели – настоящий праздник, и внешне люди одеты празднично: красиво, опрятно, чисто, мужчины в белых рубашках, женщины в платьях. А у нас приходят не пойми в чем, замотанные, заболтанные, растрепанные. Ну, вы же ко Христу пришли! Вот если бы пригласили к президенту медаль получать, не пошел бы в тельняшке. И такое отношение очень заметно. Надо прививать нашим прихожанам отношение к храму как к празднику, радости во Христе, что подтверждалось бы и внешне. А у нас установка, скорее, на скорбь. Она есть, разумеется, и человек в ней очищается, потому и надо радоваться, нельзя все время ходить скорбным, с каменным лицом..
– Все говорят о необходимости общины в Церкви. Сейчас вокруг кого она образуется? Вокруг храма, прихода, священника, общего дела? Какие формы общины следует поддерживать? Кого она должна охватывать: всех или приходских активистов?
– Зависит от прихода, его направленности. Например, у отца Сергия Рыбки в Москве было две общины, одна молодежная – панки, рокеры, а другая община – почти монастырская, с укладом, близким к монастырскому уставу. Надо понять, что самой общине в итоге надо. Ведь мы образ пастыря и паствы, пастуха и стада. Стадо-то чье? Не пастыря, а Христово. Поэтому и община должна быть Христовой, а пастырь лишь направляет. Да, когда священник совершает богослужение, он представляет Христа, но он должен вести ко Христу, а не к себе.
– А как избежать этой опасности?
– Священнику необходимо посмотреть: если он видит, что человек его обоготворяет, обожает, надо прямо сказать, что я-то пастух, а ты из стада Христова.
– То есть та община правильная, которая объединена вокруг Христа?
– Конечно, но направленность общины будет разной. Она может быть миссионерской, открытой для всех. Может быть социальной, которая заботится о болящих, узниках. А может это все быть и в одной общине. Специфика разная, но община должна быть христианской.
– Церковь во все времена призывала терпеть неудобства, несовершенства нашей жизни. Теперь обстановка изменилась? Появился ли у христианина выбор активно бороться за свои права как гражданина, родителя, жителя города?
– Здесь надо вспомнить два евангельских события. Во-первых, что говорит Господь в Нагорной проповеди: если тебя ударили по левой щеке, подставь правую. Это одно отношение. И другой момент, когда Господа ведут на страдания, и слуга ударил его по щеке, но Он не подставил правую, а спросил: за что ты Меня ударил? Если Я не прав, скажи. Наши светские отношения, на мой взгляд, как раз и есть второй вариант. «Почему вы дороги не убираете? – А вы смиряйтесь, ходите по таким. – Нет, вы объясните». И так далее, спокойно, без ругани. Но когда затрагивают тебя лично, то надо смиряться.
Есть смирение, а есть смиренничество, когда человек внутри против, а внешне будто смиренный-присмиренный. Лучше внутри смириться с событиями, ситуациями, в которые Господь тебя ставит, а внешне – законодательно, спокойно, рассудительно искать пути решения.
– Немного о другом послушании. Вы – председатель Епархиального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ. Что лежит в основе Вашей работы: принцип борьбы с врагами Церкви или, наоборот, поиск сотрудничества?
– Надо исходить из того, что нет плохих людей, есть люди, которые совершают плохие поступки, и надо понять, почему они эти поступки совершают. Если за деньги, то понятно, это люди беспринципные. Есть и те, что за деньги, но совесть им подсказывает, что лучше так не делать. С ними надо просто общаться, и все. Личных врагов не должно быть, потому что христианин всех любит, а если он любит врага, то это уже не враг.
Протоиерей Сергий Дмитриев
