Проблема младостарчества остаётся одной из самых животрепещущих тем в православной пасторологии (пастырское богословие). В последнее время об искушении младостарчества высказывались Святейшие Патриархи Алексий II и Кирилл, создавались Определения Святейшего Синода (1998 г.) и Архиерейского Собора (2000 г.).
Время гонений сменилось временем соблазнов. И это смена эпох имеет свою причинно-следственную подоснову. Главным фактором образования младостарчества является кризис духовнического служения, который был обусловлен утратой традиций подлинного духовничества. Массовый приток верующих в Церковь в 1990-е гг. привел к тому, что функции духовников стали брать на себя на себя люди неискушённые.
Сам термин «младостарчества» предполагает отсутствие должного духовного опыта. В этом смысле можно сказать, что соблазн младостарчества существовал всегда. Об этом еще свидетельствовал в Пастырских посланиях святой апостол Павел: новоначальный не может руководить общиной. Младостарчество заключается в неопытности, слабой подготовке, духовной самонадеянности. Младостарец – это священник, незаконно претендующий на духовное наставничество. Это не всегда вопрос возраста, но всегда проблема неукорененности в традиции.
Корень младостарчества – в максимализме, ригоризме и фарисействе. Кстати, к младостарчеству склонны многие ревностные представители священства. Но такая ревность часто перерастает в самонадеянность. Младостарцы готовы устанавливать границы там, где их может провести только Бог. К несчастью, мышление младостарцев соседствует с сектантской ментальностью, оно движется в сторону духовной изоляции.
Часто обыкновенный православный приход превращается полузакрытое сообщество с радикальными взглядами и апокалиптическими настроениями. Община становится локальной группировкой с культом личности «духовника». Создается атмосфера недоверия и подозрительности по отношению к окружающему миру. Уровень враждебности определяется спецификой мировоззрения «духовника», чей «нравственный» ригоризм может быть направлен в сторону как светской культуры, так и сторонних пастырей, и даже Священноначалия. Искусственно взращивается деструктивная атмосфера, где все социальные и культурные явления запятнаны духом Апостасии (телевидение, ИНН, паспорта, популярная музыка). Все проявления светской жизни оцениваются через призму падения, греха. Подобный радикализм выливается в эсхатологическую тревожность. Само понимание спасения и избранничества сужается до размеров одной-единственной общины. Так создается жесткая общинная психология «свой-чужой», склонная к идеологии раскола. Современные младостарцы – это потенциальные расколоучители, и в этом плане они представляют для Церкви серьезную опасность.
Богословским ключом к пониманию искаженного сознания младостарцев является неправильная трактовка категории «греха». Грех в библейской интерпретации соотносится с индивидуальным нарушением Заповеди Божьей, личностным проявлением зла. Грех предполагает индивидуальную ответственность. Коллективное измерение греха не свойственно библейскому мышлению. Когда ветхозаветные пророки взывали о грехах Израиля, они говорили не о падении целого народа, но свидетельствовали о преступлении против воли Божьей большего числа израильтян, что, конечно, могло привести к национальной трагедии. Вот в этом перерождении индивидуальной трактовки греха в коллективную и заключается фундаментальный соблазн младостарцев.
Младостарцам довольно быстро наскучивает долгая и утомительная ситуация борьбы отдельных людей с конкретными грехами. Они самонадеянно выводят за скобки традиционную аскетическую аксиому о том, что нравственное совершенствование – это долговременное (длиною жизнь) искоренение страстей отдельной личности. Они стремятся оперировать более глобальными феноменами коллективной Апостасии, ужасами эсхатологических настроений, соблазнами потребительского общества. В такой системе координат человек оценивается как хрупкая тростинка перед сатанинскими безднами греха.
Именно поэтому наставления младостарца всегда выходят за рамки сугубо нравственной плоскости в необъятную социальную сферу. Ввиду такого смешения общественного и этического от верующего требуется неукоснительное следование определенному типу поведения (к примеру, политический монархизм, неприятие либеральной демократии и общества потребления, культурный изоляционизм, и пр.). Проповедник-младостарец (к примеру, Рафаил Берестов, Сергий Романов) конструирует красочные картины Апостасии, изобилующие ужасными деталями (прогнивающий Запад-Гейропа, падшая Америка, продажные экуменисты, растлевающие СМИ, дьявольский Интернет, и т. д.). Младостарца в пасомых интересует не пастырское исправление мелких индивидуальных грехов христианина, а то, насколько верующие способны перенять младостарческую картину мира – индоктринировать в свое сознание картину всеобщего падения.
Аскетика – предмет сугубо личностный, приватный, ситуативный, требующий переосмысления. Весь громадный свод аскетической литературы, как ни странно, остается лишь набором духовных прецедентов, историей падений и возвышений, но никак ни инструкцией к применению. Аскетические труды требуют тонкой настройки и длительных стараний. Здесь нет панацеи. Младостарцы, витающие в облаках коллективной ответственности, находят исцеление во множестве мелочных запретов и предписаний, создавая странный социополитический типаж. По многим качествам современные младостарческие общины напоминают больше не христианское сообщество любви и смирения, древнеиудейских ессеев, воинственных законников-ригористов, живших в духовной конфронтации со всем миром. Так личностная духовная работа отдельного христианина подменяется изоляционистской враждебностью общины.
Самая главная опасность общин, руководимых младостарцами, в том, что их трудно идентифицировать, ведь по всем внешним признакам они являются православными людьми. К сожалению, утратившими истинный духовный опыт христианства. Митрополит Антоний Сурожский по поводу отношения священник-паства говорит: «Священник должен приводить людей к Богу, а не к самому себе; он должен быть проводником благодати Божией, не своих собственных идей; должен собирать людей вокруг Христа, вокруг храма и Евхаристии, а не вокруг себя. Миссия духовника – привести человека ко Христу; когда же человек встретит Христа в своем личном опыте, священник должен отступить в тень и не заслонять собою Бога». Именно с этим искушением «не заслонять собою Бога» многие пастыри-ревнители не справляются.
