«Родители у меня родились под Тверью: мама — в Лукино, папа — на Орше. Венчались они в 1927 году в оршинском Вознесенском соборе, после венчания жили они на Орше, а перед Великой Отечественной войной переехали в Калинин. В городе жили на улице Коммунальной, где сейчас академия ПВО, а раньше там была химическая школа. Папа устроился туда в бухгалтерию счетоводом.
До 1941 года я жила у дедушки Сергея и бабушки Анны на Орше. Дедушка с бабушкой часто ходили в церковь Оршина монастыря, к тому времени уже закрытого, и меня брали с собой на службу.
Молились в церкви в то время уже только две монашествующие. Помню в храме почитаемую икону Феодоровской Божией Матери, рассказывали, что до революции эта икона была вся украшена золотом. Однажды во время службы пришли от властей: «Где ваша икона?» Им отвечают: «Ничего не знаем». А власти пришли её забирать. Феодоровская икона, как всегда, висит на стене нашего собора, мы её видим, а пришедшие не видят иконы. Спрашивают: «Куда вы икону дели?» В церкви отвечают: «Никуда мы её не дели». Но потом Феодоровская икона все же куда-то пропала, наверное, верующие люди её надежно спрятали (Феодоровская икона, действительно, одно время хранилась у местных жителей, потом попала в частную коллекцию; в настоящее время она находится в фондах Тверской картинной галереи).
Мой дедушка, Сергей Антонович Антонов, в оршинском соборе Вознесения Господня был старостой, за верную службу в трудное советское время архиепископ Фаддей (Успенский) наградил его архиерейской грамотой.
На Орше в то время жил служащий священник, и когда он шёл по улице, то мы ему кричали: «Здравствуй, батюшка!» Батюшка снимал с головы шляпу и ей махал. Нас не благословлял, потому что за ним постоянно следили. За каждое слово – тюрьма, ссылки, расстрелы. Когда закрыли оршинский собор, этого батюшку перевели служить в Городню.
.jpg)
Началась Великая Отечественная война, папу с химшколой эвакуировали в Сибирь, а мама с нами ещё жила в Калинине. В 1941 году я пошла в 1 класс, но начались бомбёжки Калинина, и уже в сентябре занятия в школе отменили.
С наступлением холодов наша армия устроили переправу через Волгу: немцы на той, правой, стороне, а наши войска на этой, где Отроч монастырь. Из дома было видно, как немецкий самолёт переправу бомбил. Неожиданно был налет немецких бомбардировщиков и на наш район. Прямо у нашего дома упала бомба, я попала в эпицентр взрыва. Что-то сильно ударило мне в голову, меня контузило, долгое время я была без сознания. Маму ранило в ногу, а брат мой сумел выбежать до попадания бомбы. Мама решила с нами, детьми, бежать из города в деревню Рождествено. Бежали по переправе у Отроча монастыря. У меня началось заражение раневой поверхности, я просто умирала. В деревне Рождествено меня положили в больницу. Вскоре больницу эвакуировали, и меня из больницы выписали, сделав мне перевязку. Нам пришлось опять бежать к другим родным в деревню Терехово, а у меня заражение раны ещё хуже, пошли красные пятна по голове. В Терехове в избу, где мы остановились, вдруг входит военный и говорит: «Тут на постой нужно разместиться». — «Да куда к нам — у нас ребёнок раненый». Он тут же прислал главного военного врача. Меня сразу перевязали и стали лечить. Лечили целый год, курсами красным стрептоцидом. Врач сказал: «Рая останется жива, только всю жизнь будет мучиться головой».
Потом немцев отогнали. Я и правда всю жизнь страдала сильными головными болями, и дали мне II группу инвалидности. В войну моя младшая годовалая сестрёнка умерла. Она тоже пострадала от той бомбы: если какой стук, то она, маленькая, сразу тряслась.
После Великой Отечественной войны папа пришёл с фронта совершенно больной, имел ранения. В деревне работы не было, поехали в город Калинин. Папа устроился на работу в военную часть, мама — в школу уборщицей. На зиму с Орши привозили к себе в город совсем стареньких дедушку Серёжу и бабушку Аню. Бабушка дожила до 90 лет, была глухая. Дедушка дожил до 85 лет и последние 10 лет был слепой. В церковь они уже не могли ходить, их приходил причащать отец Виталий из собора Белая Троица. Мамочка нас, детей, водила в собор, и бабушка, если могла, тоже с нами ходила. Отец Виталий нас постоянно спрашивал: «Как себя чувствует Сергей Антонович?» Летом, живя на Орше, дедушка Серёжа умер, его заочно отпевал протоиерей Виталий в Белой Троице.
Владыкой тогда у нас был архиепископ Иннокентий (Леоферов), он был очень хороший (архиепископ Иннокентий (в миру Иван Михайлович Леоферов; 28 августа /9 сентября 1890 — 6 сентября 1971) – с 23 ноября 1960 года — архиепископ Калининский и Кашинский. До приезда Владыки в Калининской области было закрыто 22 храма, почти половина из оставшихся, и только стараниями архиепископа Иннокентия 16 храмов были вскоре возвращены епархии. «Я вспоминаю, как был на фронте в 1916 году там, в Карпатах. Теперь мне выпали такие же тяжёлые дни», — говорил Владыка об этом времени. Похоронен архиепископ Иннокентий на Николо-Малицком кладбище в Твери).
.jpg)
Преосвященный Иннокентий благословил меня своей фотографией. С отличием я окончила медицинский техникум в Ленинграде, работала в Калинине в «Оптике» техником по линзам. Когда Владыка Иннокентий умер, я к нему всё время ходила на могилу и носила ему цветы. Если тяжело мне, а я ведь была совсем одна, то обязательно на могилку к Владыке. Давно всё это было, давно…
Мне всё плохо, плохо, и, наконец, дали группу по инвалидности. И вдруг, это было в Великий Четверг, меня срочно вызывают явиться на переосвидетельствование моей группы: на меня поступила жалоба, что я не работаю, а на улицу хожу. Назначали явиться в областную больницу. Перед явкой в больницу отец Николай Васечко меня благословил сходить на могилу к Владыке Иннокентию. Пришла в больницу, врачи посмотрели документы и сказали: «Отдайте документы Раисе Васильевне – II группа законная». Я так обрадовалась и говорю: «Доктор, что мне делать? Я человек подвижный, что ж мне лечь и не вставать?» Доктор: «Обязательно, по мере возможности, ходить».
Папу моего перед смертью соборовал и причащал отец Василий Киричук из церкви Рождества Богородицы в Городне. Иногда мы туда ездили на службу. На клиросе там пела моя тётя Мария. В церкви Рождества Богородицы прислуживала Надя, я с ней ездила в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру. В Лавре познакомилась с молодым тогда ещё отцом Наумом.
Ему я рассказала про свою болезнь, и что хотят сделать пункцию с целью диагностики, и одну уже сделали. Батюшка Наум сказал: «Больше пункцию не давай делать». Говорила ему про своё заболевание. Отец Наум: «Лучше вам здоровье не иметь, оно вам не нужно, вам же не на танцы ходить». Ездили мы обычно в Лавру на большие гражданские праздники: Новый год, 1 Мая. Останавливалась у монашествующей из Рижского монастыря, она тогда жила при Лавре, стирала для монахов бельё. С 26 лет я стала в церковь ходить каждый день.
Сначала я ни с кем не дружила, потом в Белой Троице познакомилась с медицинской сестрой Екатериной Матвеевной, а уж после — с Верой Александровной Пешехоновой, с которой и стали дружить. Сейчас мы с Верой живем и спасаемся в Свято-Екатерининском монастыре в одной келье».
***
Монахиня Рахиль почила о Господе вечером 28 августа 2018 г. на Успение, когда в Оршине монастыре торжественно совершалось всенощное бдение накануне празднования Феодоровской иконы Божией Матери… Царство Небесное и вечный покой дорогой монахине Рахили!
Записала воспоминания монахини Рахили (Раисы Васильевны Антоновой), насельницы Свято-Екатерининского женского монастыря г. Твери, Ольга Владычня. Использованы фотографии из архивов Свято-Екатерининского и Вознесенского Оршина монастырей, а также интернет-ресурсы.
Вознесенский Оршин женский монастырь, г. Тверь
