Ангелину Антоновну Синяеву (монахиню Ефрему) знают и любят все православные жители Торжка. Для многих она стала наставницей в освоении клиросного послушания, десятки новоначальных она ознакомила с азами церковнославянского языка, несколько её бывших учеников уже стали уважаемыми священниками. Вся долгая жизнь монахини Ефремы – удивительный пример того, как во времена господства воинствующего атеизма возможно не только сохранить и возрастить в своем сердце веру Христову, но и других привести ко спасительному пристанищу – единой Святой, Соборной и Апостольской Церкви. Дочь расстрелянного в 1937 г. священника Антония Данилова и скончавшейся в казахстанской ссылке матушки Анны раба Божия Ангелина почти всю свою долгую жизнь была псаломщицей в торжокских храмах: в храме Воскресения Христова с. Прутня, в храме Архангела Михаила, а с 1998 г. в Новоторжском Борисоглебском монастыре. В 2013 г. Господь привел будущую монахиню Ефрему в Вознесенский Оршин монастырь. Несмотря на свой возраст – 23 июня ей исполняется 99 лет – мать Ефрема прекрасно помнит давно прошедшие события и великих подвижников благочестия прошлого века. Начало Великой Отечественной войны совпало с её двадцатилетием и воспринялось как ещё одно бедствие в череде бесконечных скорбей. Здесь мы представляем небольшой отрывок из воспоминаний о годах войны. Надеемся, что в ближайшее время, с Божией помощью, будет возможным подготовить и остальные записи рассказов монахини Ефремы о жизни Церкви в XX столетии.
«Началась Великая Отечественная война, враг быстро наступал. К нам в Торжок бежали со всех мест беженцы. Я, по молодости, сначала особенно никак и не переживала: война и война, она нас сначала и не касалась, где-то там воюют. Выйду на улицу, посмотрю на небо – зенитки бьют, слышно – стреляют, в небе чёрные пятна. Но я и не думала, что война – это такая страшная вещь. Немец шёл и шёл на нас, а потом как налетели фашисты на Торжок! Бомбили наш старинный город сильно-сильно, особенно запомнились две страшные бомбежки. Торжок сразу же пострадал после первого авиационного налёта. Мы из укрытия после бомбежки бежим – смотрим, на улице стол стоит накрытый скатертью с едой, а от дома ничего не осталось, он развалился после налёта. Как люди ели, так всё и осталось…
Днём я на работе в лаборатории, а мама дома. После бомбёжки побежала узнать, мама-то жива или нет. Слава Богу, жива родимая! Население заставляли рыть окопы, чтобы в них и прятаться. Во время немецкого налёта мама — в окопах, а я — в подвале (у нас на работе в санэпидстанции был хороший подвал). Мы бегали во время бомбёжки с работы в подвал, да ведь все равно… Только чтобы себя успокоить. Враг бомбил, никого не щадя. Сначала летит один немецкий самолёт, потом другой. Летали они всё в ясное время, а когда облака, то не видать сверху ничего на земле — и самолетов не было. Так мы и смотрели в окна: какое небо? Рады, когда были облака. А потом однажды как налетели самолёты — это только мы на работу пришли — несколько часов бомбили, такие страшные бросали немцы бомбы, они могли, куда хочешь, попасть. Попадёт бомба рядом в здание, земля дрожит, все кругом воет… Но вот всё кончилось — тишина. Мы были Богом хранимые.
Второй авиационный налёт на Торжок был ночью. На самолёты фашисты вешали прожекторы, город ими весь освещен, и начинают сбрасывать на нас бомбы. То ночью сбросят зажигалки (зажигательные бомбы), и они осветят, и бомбят. Старушки от взрывной волны вылетали из окон домов и прямо падали в городские канавы, там в них и молились. Ой, как страшно ночью было… Потом как налёт, так мы стали бегом прятаться в ближайший лес.
Торжок во время Великой Отечественной войны
Испугавшись войны, мы с мамой бежали в деревню Сахариху, рядом там деревня Быльцино, а в Сахарихе жил тайно батюшка отец Леонид. Он прятался от властей, так как в ОГПУ стоял на учёте. Хороший был батюшка, малоросс по национальности. Батюшка Леонид ещё до войны приходил к нам в гости в Торжок, он чувствовал, что будет тяжело, и говорил: «Приходите ко мне, когда нельзя будет жить в Торжке». От немцев мы ушли из Торжка к нему в деревню Сахариху, и он нас принял. Слава Богу, немцы до нас 17 километров не дошли. Деревень Сахарих было несколько, в старой Сахарихе служил другой батюшка -отец Владимир. Я только один раз в войну его видела: шёл по дороге старенький священник, и отец Леонид мне сказал, что это отец Владимир, но служб уже тогда в старой Сахарихе не было — церковь закрыли. А в деревне Сахарихе, где мы с мамой и жили во время войны, церкви не было. Была церковь через речку напротив нашего села в селе Прутня, слава Богу, и до сих пор стоит.
Познакомились мы там с маленькой (низенького роста) женщиной Зоей из Торжка, муж её был на фронте, а она осталась одна с тремя детьми. Маленькая Ниночка — на руках, вторая, Валя, за подол держится, идёт за матерью, третья, Галя, сзади бежит. В Сахарихе сначала мы остановились у отца Леонида, а потом ушли в брошенный последний дом, в нем спала я на полатях. Зоя с доченьками поселилась рядом с нашим домом. Батюшка маленьких девочек Галину, Валентину и Нину окрестил. Надо было прокормить троих деток и себя. Зое было тяжело со всеми детками ходить за подаянием, кусочки собирать на целый день, и она оставляла среднюю Валечку в пустом доме. Мы, конечно, с мамой Вале еду приносили. Войдём в дом, а Валечка сидит, такая маленькая, как ангелочек, смотрит на нас и нам молча нежно улыбается. (монахиня Ефрема, вспоминая эти события, горько плакала — очень жалела маленькую Валю. – О. В.). Батюшка Леонид тоже к Валечке заходил и жалел её, маленькую. Девочка Валечка очень рада была батюшке, увидит его и смеется. Такой Валечка ребёнок хороший, как её маленькую и одинокую было жалко! Война кончилась, и я не знаю дальнейшей их судьбы.
Священник Леонид был очень интересный, активный в духовной жизни. Время было страшное, мало того, что война была. Батюшка, живя в этой деревни, прятался от властей, но, к сожалению, как только он ни прятался, сотрудники ОГПУ выследили и расстреляли отца Леонида.
Шла война, а думаю: «Что ж я всё в Сахарихе живу, стаж-то мне медицинский не идёт». Я пошла задними дорогами в Поведскую больницу — хоть в неё устроиться. Меня в Поведской больнице знали, знала меня старинный фельдшер Анастасия Степановна, а врач Сергей Васильевич Синёв в ней лежал, умирал («Сергей Васильевич — сын Поведского батюшки Василия, родился в Поведи в 1891 году, был интересным человеком. Учился в Новоторжском духовном училище и Тверской духовной семинарии. Осознав призвание врача, поступил на медицинский факультет Варшавского университета и закончил его в 1918 году. Во время Гражданской войны содействовал борьбе с голодом в составе Красного креста. С 1923 года работал врачом в старой Поведской больнице, организовал лабораторию и готовил клинические анализы. В 1926 году он окончил специальные медицинские курсы в Ленинграде и стал организатором лаборатории в Торжке. В 1941-42 годах вновь трудится в старой Поведской больнице» — из книги Семёнова А.Ю. «Покровский храм в Поведи»)
Сергея Васильевича в больнице я навещала. Он мне давал задание по лаборатории: «Вот ты сделай то и то». А у нас ничего не было, никаких реактивов. Я приду к нему, а он спрашивает: «Ты сделала этот анализ?» Говорю: «Нет». Сергей Васильевич начинает меня ругать, говорит: «Ах, ты какая лодырница оказалась!» А я плакать начинаю, лягу на лавку и плачу — я ведь совсем еще была девчонка двадцатилетняя, такая вот бояка. Не «проходная» я, чтобы где-то чего-то достать. Сергей Васильевич мне говорит: «Ищи реактивы и действуй!» Что мне делать? Я не знаю, да и боюсь. Реактивов нет у меня, я и не работаю, только числюсь лаборантом в больнице. В больнице зубной доктор Тамара Григорьевна принимает и лечит, у неё бормашина, а у меня нет возможности делать лабораторные анализы…
Сергей Васильевич болел, я его старалась часто навещать. Он был сын священника, очень хороший, и как человек, и как терапевт. Когда я до войны болела и лежала в больнице в хирургическом отделении у его жены Валентины Ивановны Синевой, так Сергей Васильевич ко мне ночью приходил смотреть температуру. Просыпаюсь, смотрю: Сергей Васильевич стоит возле меня уже с градусником.
Сергей Васильевич всё угасал, и его не стало 15 апреля 1942 года… Хоронили дорогого Сергея Васильевича в поле на новом кладбище, а у Поведской церкви уже не хоронили. Я его провожала в последний путь. Чудом приехала проститься с фронтового госпиталя его жена Валентина Ивановна — вдруг говорят: «Валентина Ивановна идёт!» Она в шинели, быстрым шагом подошла к своему мужу. Упала на колени и со слезами прощалась со своим любимым Сергеем Васильевичем навсегда… Какие они были хорошие, мы смотрели на них и плакали… Это было холодной весной…
В Великую Отечественную войну все медики были мобилизованы на борьбу с вшивостью, и меня с зубным врачом Тамарой Григорьевной послали бить вшей. Тогда рассылали по участкам со вшивостью бороться. Я была несмелая, одна ничего не могу. Со смелой Тамарой Григорьевной ходили по деревням. Были мы с ней и в Большей Вишенье, а в стороне Малая Вишенья. Это было далеко-далеко. Мне уже заранее страшно было, как я приду в дом к людям и скажу: «Снимайте с себя рубахи и остальное». Тамара Григорьевна такая энергичная – что хочешь, сделает и скажет: «Так разжигаем керосинку или плитку, ставим сковороду, снимаем одежду и трясём её над раскалённой сковородкой! Снимайте рубахи — буду их проглаживать утюгом!» Люди снимают рубахи, и вши падают на раскалённую сковороду и прыгают они на ней. Это было опасное дело…
Ржев во время войны был уничтожен. Когда фашисты перестали бомбить Торжок, и когда опасность миновала, мы вернулась в Торжок. Многим жить было негде, во время войны дома были разрушены или сгорели. Я устроилась в свою СЭС, мама псаломщицей в село Петропавловское. Власти в войну выдавали хлеба по 400 граммов, а служащим — 700 граммов. Я была служащей, и мне давали хлеба 700 граммов, да мамины 400 граммов, нам и хватало…
На этом воспоминания заканчиваю, давно это было, многое забылось, мне в этом году исполняется 99 лет. Родилась я 23 июня 1921 года в Царском Селе, но тогда уже оно называлось не Царское, а Детское.
С любовью, монахиня Ефрема».
Записала воспоминания Ольга Владычня
С 75-летием Победы монахиню Ефрему поздравили Президент Российской Федерации В.В. Путин и губернатор Тверской области И.М. Руденя.
Использованы фотографии из личного архива мон. Ефремы (Синяевой) и архива Вознесенского Оршина монастырей, а также интернет-ресурсы.
Вознесенский Оршин женский монастырь, г. Тверь
