Родители монахини Матроны (Пешехоновой), насельницы Свято-Екатерининского женского монастыря г. Твери, коренной тверичанки, были благочестивыми, глубоко верующими людьми: папа, Пешехонов Александр Александрович, нес послушание иподиакона у Владыки Фаддея; мама, Мария Никитична, пела всю жизнь на клиросе – сначала в Иоанно-Предтеченском храме до захвата его обновленцами, затем в Вознесенском соборе во время служения там священномученика Фаддея. После закрытия всех тверских храмов ездила в завидовскую церковь, а когда открыли «Белую Троицу», то почти до самой своей кончины в 1987 г. была там певчей.
22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война, немецкая армия вероломно напала на нашу страну. Папа сразу был взят на фронт. Мама провожала папу на войну, а я у мамы была уже под сердцем – родилась через два месяца после начала войны. Папа с мамой прощались на перроне, и они уже простились, папа пошёл в вагон, но тут же вернулся опять к маме, обнял её: «Маня, ну погоди!»
У папы разрывалась душа – его любимая, хрупкая Маша остаётся с маленьким Геней, и я ещё не родилась. Мама в последний момент прощания с папой снимает с себя кофту (она была единственной) и отдаёт её папе: «Саша, поменяй кофточку на хлеб! Не голодай!» Отец никак не мог проститься и уйти от мамы, опять обнимет маму: «Маня, подожди!» Как будто он чувствовал, что с войны не вернётся! Во время боя был ранен, лечился в госпитале. После ранения папа вернулся домой, и вскоре повторно его взяли на фронт.
***
Я родилась 6 сентября в 1941 году в городе Калинине (Твери). Вовсю уже шла Великая Отечественная война, немцы были недалеко от нашего города, и рождение мое совпало с этими страшными событиями – появилась я на свет в самую бомбежку в 9 часов утра.
Папа был далеко, давно защищал Родину и был на фронте. Мама, не успев прийти в себя после родов, с нами, двумя детьми, бежала из города (я грудная, брат Геннадий, которому было 5 лет).
Толпа людей в панике стремилась за город, и сразу около трикотажной фабрики потерялся мой брат: ему было интересно, как горит город и почему бегут люди. Геня сказал: «Мама, что-то горит!» – отстал от мамы и замешался в толпе. Мама молилась и была в таком ужасе, кричала: «Где мальчик с лисой?» Почему лиса? До войны папа подарил маме красивый воротник из лисы. Жалко было оставлять папин подарок. Мама надела его на сына, да и холодно уже было. В толпе заметили необычного мальчика с лисьим воротником на плечах и закричали: «Вон там мальчик с «лисой!» Так воротник из лисы и выручил, и мама нашла потерявшегося сына.
***
Бежали мы из Калинина в Николаевский Малицкий монастырь к батюшке отцу Стефану, он был последний иеромонах, оставшийся служить в монастыре. Увидев батюшку Стефана, мама изъявила желание меня сразу крестить. Мамочка боялась, как бы что со мной, малюткой, ничего плохого не случилось. Отец Стефан сразу согласился и окрестил меня у себя дома. За отцом Стефаном ухаживала Анна, она стала моей крёстной.
С батюшкой Стефаном мои родители были давно знакомы, часто бывали у него на службе в церкви и в гостях. Мама до войны у него иногда пела на клиросе в храме. Отец Стефан нас всех любил, а больше всех мою маму. К батюшке Стефану приходило много людей за утешением, советом, поддержкой. Люди приходили к нему очень хорошие. Так, очень любили батюшку Стефана два художника – Илья и Николай, которые впоследствии были забраны в застенки НКВД и пострадали за веру.
Отец Стефан в молодости ездил на исповедь к священнику Иоанну Сергееву в Кронштадт, будущему святому Иоанну Кронштадтскому. Вспоминал, что исповедь у него была необыкновенная, все каялись и плакали. Одна женщина всё переживала, что пришла в церковь немытая, грязная. Батюшка Иоанн Кронштадтский сказал, что это не важно, а главное — сокрушение сердца и покаяние!
***
Анна в Николо-Малицком храме работала псаломщицей. Батюшка Стефан служил, а Анна прислуживала во время службы. Крёстная Анна хорошо знала устав службы. Старенькая говорила: «Ноги болят!» Ей отвечали: «Хоть на стул садись, а службу как надо покажи!» Крёстная много читала, поэтому много знала. Имела рукописные тетради, где были записаны все репрессированные и расстрелянные жертвы власти. Тётя Анна эти тетради нам зачитывала, и мы узнавали, как страдали люди за веру в Бога.
Пела крёстная нам старинные канты (старинные её стихи у меня сохранились). Отец Виктор Дикий ходил в Николо-Малицу причащать старую тётю Анну, любил её. Крёстная благословила меня Касперовской иконой Божией Матери. Я свою крёстную тётю Нюшу никогда не забывала. Когда я выросла, бегом перед работой к ней, её проведать, как поживает моя любимая крёстная. Выпрыгиваю на конечной остановке трамвая на ДСК, бегом через Николо-Малицкое кладбище – и к крёстной, обратно так же.
Фашистская армия уже подходила к Калинину, и батюшка Стефан благословил уходить подальше от линии фронта. Рано утром мама подняла нас, деток, и мы побежали из монастыря в сторону Конакова, я у мамы на руках, Геня рядом с нами.
***
Мороз стоял на улице – 30 градусов. Замёрзшие, наконец, мы добрались до Селихова. Мама не знала, куда бежать, в какую сторону, потому что везде был уже немец. Слышна была канонада, и люди говорили, что фашисты лютуют, деток малых топят в колодцах, и мама страшно испугалась, что меня с Геней немец может тоже бросить в колодец.
Рано утром нужно бежать из села, и мама заказала санки, чтобы ей легче было бежать с нами. Мама ещё очень боялась, что её убьют, и мы останемся, маленькие, сиротками. Мама страдала и боялась, со слезами горячо молилась всю ночь, читая акафист иконе Божией Матери «Знамение». И вдруг утром тишина, никакого боя – это был день 10 декабря – празднование иконы «Знамение». Люди выходили на улицы и говорили: «Что случилось? Почему такая тишина?» Кто-то из проходящих из наших военных частей ответил: «Враг отступил».
Какая была радость! И вдруг, напоследок, налетели фашистские самолёты — что началось! Страшная бомбёжка, и мы, дети, от взрывной волны полетели – Геня в одну канаву, я в другую канаву. Мама нас собирала по полю. Когда мы шли от немца, шёл снег, стоял мороз, а я, маленькая, вывернулась из одеяльца, ручки и ножки оказались голые на морозе, но не замерзла и не заболела — просто чудо! Как я жива осталась, трехмесячная девочка?
Нас на ночь приютила крестьянская семья. Ночевали в какой-то избушке, народу в ней набилось очень много, мама боялась, как бы меня, малютку, не раздавили, прикрывала меня табуреткой. Потом этот случай мама со слезами рассказала Владыке Арсению, он ответил: «Велико тогда было заступничество Божией Матери!» Мама всегда говорила: «10 декабря – день нашего спасения!»
***
Папа, сражаясь с фашистами, в бою был ранен, лечился в госпитале. После ранения папочка вернулся домой, и вскоре повторно его взяли на войну. Долго от него не было писем, и никаких извещений о нём не получали. Мама не знала, как за него молиться: то ли за здравие, то ли за упокой. Вечером, помолившись, мама легла спать. Только начала она засыпать и как бы в тонком сне видит: в комнату входят муж Александр с бабушкой Сашей. Он идет такими громкими шагами, подходит к столу, кладет на стол буханку хлеба и говорит: «Маня, вот тебе!» Война тогда была, и голод был. Потом папа подходит к маминой кровати, и мама спрашивает: «Саша, ты жив?» Он, приподнимая волосы, показывает висок и говорит: «Вот, Маня, смотри!» – а у него там дырочка от пули, и с виска течет кровь по лицу.
Через три дня пришло извещение, что папу убили. Когда мама получила похоронку, она кормила меня, маленькую. У мамы от горя ослабли руки, и я покатилась с маминых коленок на пол. «Как же мы без папы теперь жить будем?!!» Потом мамочка смирилась: «Ну, погиб, погиб Саша, ну ладно, все равно я вас, детки, люблю, буду вас растить!»
Папа, героически защищая Родину от фашистского врага, погиб под Николаевым Одесской области 21 февраля 1944 года.
Счастливый брак у моих папы с мамой был 9 лет.
Записала воспоминания
Ольга Владычня
(Печатается в сокращении. Полностью опуликовано на сайте Вознесенского Оршина женского монастыря)
