12 ноября в рамках IX Фаддеевских образовательных чтений прошла встреча митрополита Тверского и Кашинского Амвросия со студентами гуманитарных и творческих специальностей на тему «Пётр I и секуляризация».
Образовательное мероприятие состоялось в Путевом дворце на Соборной площади Твери. Организатором выступил Отдел по делам молодежи Тверской епархии.
В беседе участвовали 35 студентов кафедры теологии Тверского государственного университета, Тверского педагогического колледжа и Тверского музыкального колледжа им. М.П. Мусоргского. Модератором беседы выступил доцент кафедры теологии ТвГУ, к.и.н. Б.И. Чибисов.
Митрополит Амвросий поприветствовал собравшихся молодых людей:
«Я очень рад сегодняшней нашей встрече. Очень радостно, что у нас в Твери есть такой замечательный “Петербургский” уголок, потому что сам я провел 10 лет в Петербурге, и для меня всё это представляет, конечно, значительную личную ценность. Буквально перед нашей встречей мы сегодня провели очередную рабочую встречу, посвященную восстановлению находящегося рядом Спасо-Преображенского собора. Я надеюсь, что совсем уже в ближайшем будущем, буквально в ближайшие дни, очень многие вещи сдвинутся с мертвой точки, и хотя Путевой дворец и Спасо-Преображенский собор разные по времени и по архитектуре, но они всё-таки составят единый ансамбль. Понятно, что предстоит потом еще восстановление колокольни, это уже будет второе действие, тоже очень непростое.
Самое главное — чтобы наш собор стал той площадкой, куда бы люди приходили не только для участия в Таинствах и в молитвах, но чтобы он становился постепенно центром общения людей, потому что как это было в Древней Руси, так это и сейчас во многих Поместных Православных Церквах, — именно пространство храма становится центром культурной, общественной жизни людей; на территории храма проводятся выставки и презентации, а самое главное — доброе общение. К сожалению, мы — я имею в виду более старшее поколение, еще более старшее, чем я, — прошли через тот период в истории нашего Отечества, когда всё то, что было уже в Церкви, создавалось веками, целенаправленно уничтожалось. А вместе с этим уничтожались храмы, закрывались монастыри, уничтожалась культура, связанная с жизнью храма, в том числе культура и нашего народа, культура общения, культура взаимоотношений. Например, когда открывали духовные учебные заведения после долгого периода их закрытия, запрещали преподавать те предметы, которые преподавали в свое время и которые были очень важными для Церкви.
В советское время запрещали в духовных семинариях преподавать логику; в советское время в духовных семинариях запрещали преподавать то, что мы сейчас именуем психологией; в советское время запрещали Церкви заниматься тем, что мы сейчас называем социальной деятельностью. Это всё делалось для того, чтобы отсечь Церковь от жизни народа и чтобы присутствие Церкви в пространстве нашего общества было очень упрощенным, примитивным и не очень привлекательным. Мы до сих пор пожинаем, к сожалению, плоды всего этого. Увы, стереотипы, которые сегодня, в том числе и негативные стереотипы о Церкви, сложены, они действительно имеют место быть, и подчас мы сами в этом виноваты, поскольку мы до сих пор учимся тому, как должна Церковь в этом временном пространстве, в котором мы живем, осуществлять свою миссию так, чтобы она была и понятна, и более интегрирована в жизнь общества, и более сердечно близка для людей».
Затем архипастырь ответил на вопросы студентов.
Публикуем расшифровку общения:
Я думаю, что современная молодежная политика, как Вы сформулировали, не только в Русской Православной Церкви, но и вообще в общегосударственном масштабе не очень-то, наверное, результативна. В свое время, когда я был еще викарием Святейшего Патриарха Алексия II и занимался организацией Комиссии по делам молодежи при Епархиальном совете города Москвы, у нас были уже в Москве в разных приходах православные молодежные организации. Одни как-то появлялись, а потом исчезали, а другие развивались и жили. И вот, может быть, есть несколько таких молодежных объединений, которые остаются сильными на протяжении многих лет. Когда я спрашивал о том, как так получилось, что некоторые приходские молодежные организации, несмотря на смену поколений, продолжают жить и развиваться, рецепт оказался даже для меня тогда очень неожиданным и простым. На самом деле не надо отделять молодежь от всех тех людей, которые находятся в наших приходах. Секрет успеха таких приходов заключался в том, что, с одной стороны, молодежи давалось какое-то пространство самостоятельности — понятно, что есть какие-то интересы, которые не всегда сходны с интересами более старшего поколения, а с другой стороны, все самые значимые вещи и сама жизнь в этом приходе, в этой действительно крепкой приходской общине, где люди жили жизнью друг друга, в ней всё было перемешано, все возрасты были перемешаны — отправляется ли кто-то в паломничество, или устраивают общий праздник или поход в лес — это были родители, дедушки и бабушки, их дети и их внуки.
И вот в этом пространстве молодежь, с одной стороны, имела возможность как-то самореализоваться в отдельности, и в тоже время она не была отсечена от всего прихода. Этот приход развивался и развивается дальше. Это приход святого Марона, Пустынника Сирийского. Есть такая молодежная организация в Москве, называется «маронцы». Они настолько активны, что в какое-то время нашли и купили в Кимрском районе землю и основали целое поселение, состоящее примерно из 50 домов, они их потихонечку строят, приезжают туда со своими семьями. Я там побывал дважды за год своего управления епархией, даже освятил их маленький храм, который они там построили. И вот пока они там находятся, жизнь этого места — нашего немноголюдного уголка — буквально расцветает, потому что там много детей, начиная от самых маленьких и заканчивая подростками.
Подростки возможно не всегда уютно чувствуют себя в Церкви, даже будучи уже людьми, прошедшими некий церковный путь, но одновременно составляют часть этого замечательного прихода. С одной стороны, я могу сказать, что это действительно молодежный приход — там много детей, там много молодежи. С другой стороны, там нет градации по возрасту, и все люди всё делают вместе, учатся друг от друга.
У каждого возраста есть свои плюсы и свои минусы. Вот я часто говорю о том, что молодой возраст всегда прекрасен — много сил, много энергии, прекрасная память, можно впитывать в себя знания, можно создавать тот фундамент, который будет потом всю жизнь служить и который никуда уже не денется, потому что это губка, которая сейчас способна во всех смыслах всё впитать. Но с другой стороны, у молодых людей много и того, что является большим риском, ведь, во-первых, этим можно не воспользоваться, во-вторых, даже воспользовавшись, многое потерять, а в-третьих, напитаться совсем не тем, что будет созидательным. Я буквально вчера поздно вечером смотрел диалог известных многим священников. Они в числе прочего рассуждали между собой как раз о возрасте. И вот один из них, к моему удивлению, сказал: «Да что вы! Молодой возраст — это ужасный возраст. Человек не понимает, что такое ответственность; человек много ошибок делает! Нет, я могу сказать с высоты своего жизненного опыта, вот лично я считаю, что моя молодость была, скажем так, не самыми лучшими страницами в книге моей жизни». У каждого человека, безусловно, это очень индивидуально.
Что касается так называемой молодежной политики. У нас, мне кажется, не должно быть социалистического обязательства перед обществом взять всех и направить в одно русло или в другое русло. Самая главная программа Церкви — это программа, которая уже находится в Евангелии, другое дело — как мы это Евангелие сможем раскрыть перед современным обществом и перед молодыми людьми. И вот здесь уже существует много способов, много языков; языков, которые, может быть, мы не успеваем изучать. Не секрет, что всё новое часто в нашем обществе воспринимается с недоверием, с подозрительностью. Например, когда появился кинематограф, естественно, большинство людей, консерваторов, выступили против кино: «Вот такого раньше не было и сейчас быть не должно! Раньше жили без этого, всё это плохое, греховное». Вчера вечером я был на нашем замечательном Тверском православном фестивале, который четвертый раз проходит на Тверской земле. Язык кинематографа может доносить очень здорово и очень сильно евангельские истины до сердца и ума человека, и не всегда напрямую. Не всегда напрямую можно выходить с открытым забралом и неподготовленному человеку говорить о Христе, о заповедях, особенно когда уже есть какое-то отторжение, с чем-то связанное. Но ведь самое главное — научить жизни. Почему наши советские фильмы были хороши, хотя они вроде бы в советское время создавались? Потому что они были пропитаны христианской идеей, они были пропитаны христианством. Советское общество было в большей степени христианским, чем сегодня, потому что наши прадедушки и прабабушки передали суть жизни христианской нашим бабушкам, дедушкам, нашим мамам, папам, которые, может быть, будучи людьми не церковными, по сути оставались христианами, потому что они не делали другому того, что не хотели бы, чтобы делали им. Все те заповеди, которые есть в Священном Писании, они, по сути, в жизни своей соблюдали, может быть, даже не задумываясь над этим, потому что были так воспитаны. Они понимали, что такое хорошо, что такое плохо.
Сегодня мир вступил, мне кажется, в ту ситуацию, когда многие границы размыты, — это раз; мы находимся в беспрецедентном для нашей истории напряженном информационном поле — два; мы уже практически не справляемся с той информацией, которая сегодня присутствует в мире, и я не знаю, как человек дальше будет справляться с этими потоками. И, безусловно, в этих потоках очень много грязи; грязи, которая формируется в том числе в отношении к Церкви. Иногда эта грязь формируется на основе тех негативных фактов, которые действительно бывают в жизни людей , принадлежащих Церкви. Но ведь мы должны понимать, что идеальное общество на земле построить невозможно, даже в пространстве церковном. Идеальный лишь тот Небесный Град, к которому мы стремимся. И мы находимся в мире, который заражен вирусом греха, и каждый им, как сейчас коронавирусом, должен переболеть, каждый из нас уже при рождении заражается этим первородным грехом. Вирус удобопреклонности ко греху есть у каждого человека, где бы мы ни находились. Крещеному человеку дается возможность этому вирусу противостоять, само Крещение, может, и не предохраняет от заражения личным грехом, но предохраняет от смерти, в данном случае — духовной смерти. И в церковной жизни тоже люди болеют, тоже допускают ошибки. Но нельзя паразитировать лишь на этих ошибках.
Мы в Церкви призваны к тому, чтобы научиться друг друга прощать, не оправдывать сам грех человека, потому что как явление грех остается грехом, но попытаться так отнестись к человеку, чтобы его не в угол загнать, а попытаться его преобразить, попытаться его изменить. Это делается ни в коем случае не циничной критикой и не обличением каким-то публичным; это делается, во-первых, достаточно незаметно и тихо, и это происходит в жизни Церкви, а во-вторых, это делается с огромной любовью, с терпением и с пониманием. Вот это то, к чему мы должны прийти. Конечно, общество сегодня воспринимает Церковь как некий институт; институт, в котором есть тоже недостатки. Мы, церковные люди, понимаем, что мы являемся в какой-то степени общественным институтом — мы живем в этом мире, у нас есть тело и душа, и у Церкви есть тело, то есть это видимая ее часть, которая в обществе нашем, государстве в том числе присутствует и тоже оказывает большое влияние на жизнь государства и общества. Но на самом деле это ведь неполное представление о Церкви. Если мы представляем Церковь лишь как институт, то это фактически мертвое тело без души, а Церковь — это прежде всего Богочеловеческий организм, и в ней действует Бог, в ней действует Дух Святой, в ней действует святость; и эту святость ее невозможно пощупать, ее можно лишь принести через призму собственного духовного опыта, когда человек сам начинает жить церковной жизнью и только тогда это понимает.
Что касается критики Церкви, то наверняка процентов 90 из того негатива — это негатив, который создается порочными и недобропорядочными людьми с известными только им целями. Информационное поле, направленное против отдельных священнослужителей или всей Церкви, — это еще и личный бизнес для одних людей, и возможность облить грязью Церковь или её служителей для других. Таких людей просто жалко. Некоторые люди так устроены, они без сплетен, пересудов, клеветы, мести и злых дел просто жить не могут. Некоторые, образно говоря, из мух создают слонов. Есть такой анекдот: «Говорят, Марья Ивановна выиграла в лотерею мерседес? — Да, действительно, Марья Ивановна, выиграла, но не мерседес, а 100 рублей. Правда, не в лотерею, а в карты, и не выиграла, а проиграла». Многое обрастает домыслами и слухами. 90% информации состоит из негатива, и, как правило, о негативных сторонах потом говорят люди, не знакомые с церковной жизнью ни на йоту. Я знаю церковную жизнь изнутри со всеми ее плюсами и минусами, но меня лично эти минусы никак не отторгают от Церкви и от Бога. Причем эти минусы я в какой-то степени мог узнавать еще и в самом детстве, и в юности. Я видел и понимал, что человеческие недостатки присутствуют везде. Другое дело, что на этой почве, конечно же, еще и целенаправленно, и на самом серьезном уровне, — я тут не сторонник каких-то теорий заговоров, но действительно на теле Церкви паразитируют те люди, которые понимают, что Церковь в нашем обществе играет большую роль, и чтобы этот институт общественный поколебать, разрушить, чтобы авторитет его нарушить, необходимо хвататься за любые кажущиеся внешнему человек недостатки, естественно, их тут же умножать в тысячи и миллионы раз и преподносить так, — а в наш век информации вы прекрасно знаете, что это очень легко сделать, — чтобы людей и отторгнуть, и показать негативную сторону.
Что с этим делать? Я считаю, что какие-то механизмы могут быть, но Церковь не обязана оправдываться за какие-то постоянные вбросы в средства массовой информации, потому что иначе нам просто не хватит никаких сил на всё остальное. Я считаю, что мы не должны зацикливаться на каком-то негативе, который о нас пишут. Мы должны просто на этот негатив отвечать постоянно позитивом и посильной молитвах о тех безумцах и закомплексованных людях, которые создают этот негатив. Может быть в исключительных случаях, связанных с юридическими или очень важными вопросами, пояснения давать правовые, но сплетни не собирать, все негативные вещи, которые потом тиражируются, а они очень быстро тиражируются, просто игнорировать. Мы прекрасно понимаем, что никто с этим справиться никогда не сможет. Да это и не наша задача. Наша задача — осуществлять то дело, к которому нас призвал Господь, каждого из нас, священнослужителей или православных людей. Самое главное — делать всё добросовестно. Если мы будем добросовестными, если мы сами будем иметь общение с Богом в молитве, в Таинствах, в том числе и в добрых делах, тогда Господь Сам разрешит всю эту ситуацию.
Безусловно, важно физическое присутствие человека на богослужении, потому что Церковь — это то место, где мы получаем освящение от Таинств. И самое главное Таинство — Евхаристия — происходит именно в пространстве церковном, больше нигде. Там мы причащаемся, там исповедуемся. Онлайн-Причастие невозможно. Онлайн-исповедь тоже невозможна. Конечно, человек может поделиться с духовником онлайн, посоветоваться с ним, попросить молитв, но это не Таинство. У нас есть такое явление, оно, кстати, возникло тогда, когда наш православный народ стал нести большие потери на полях сражений и особенно в Великую Отечественную войну, когда люди уже не приходили с полей боя, пропадали, и уже никто не знал, где они погребены, вот тогда Церковь благословила так называемое заочное отпевание. А вообще заочное отпевание — это ненормальность, так же как невозможно заочное Крещение, невозможно заочное Венчание, потому что мы — люди и мы нуждаемся в присутствии друг друга. Церковь — это не стены храма, это люди, которые и собираются во Христе под сводами храма, и они составляют Церковь, то есть мы составляем Церковь.
Церковь — это собрание прежде всего. Мы сейчас даже видим, какой урон терпит у нас образование и иные сферы жизни и деятельности от формата онлайн-общения. Безусловно, есть какие-то вещи, которые, наоборот, проще сейчас провести с помощью дистанционных средств. Например, у нас в прошлые годы часто в Москве проходили разного рода богословские конференции, комиссии, и туда приходилось ради каких-то нескольких часов общения, может быть, даже не общения, а просто ради того, чтобы послушать докладчика, прилетать священнослужителям из Дальнего Востока, Украины, Белоруссии. Тогда возник вопрос, а почему бы не использовать современные средства связи для того, чтобы не тратить на это ни материальные средства, ни человеческие силы, ни время. И вот мы уже перешли в этот формат. Рабочие совещания, переговоры, конференции — всё это можно проводить дистанционно, но нельзя всю свою жизнь превращать в такой онлайн-формат, как невозможно перевести в онлайн жизнь семейную, например. У некоторых протестантов, наверное, возможно, потому что там нет Таинств, там нет реальных Даров — Тела и Крови Христовых, там совсем другое отношение ко всему.
В первую волну эпидемии в Москве все храмы какое-то время были закрыты. Я сам тогда общался со своими прихожанами в инстаграме, отвечая на их вопросы, устраивал специальные диалоги со своими собратьями из других Поместных Православных Церквей, чтобы тем людям, которые затворены в изоляции, дать хоть какую-то пищу духовную, потому что люди жаждали этого общения. Что касается богослужения, то проходила постоянная трансляция богослужений на телеканалах «Союз» и «Спас». Я тогда был в Москве, в монастыре, и оттуда очень много было трансляций богослужений, которые даже священнослужители, находящиеся в изоляции, смотрели. Конечно, это очень важно для того, чтобы люди чувствовали свою причастность церковной жизни, но это не заменяет молитвы и Таинств. После Рождественских праздников я сам попал в больницу с коронавирусом. Наступили Святки, а затем пришлось провести праздник Крещения Господня в больничной палате. Я сам, конечно, не мог служить, я находился в московской больнице, и очень важно было для меня лично увидеть, что, оказывается, в эту больницу, так же как и в другие ковидные, ежедневно приходит священник. Я тогда попросил у него Святые Дары, он мне их принес, и я, как священнослужитель, сам мог утром причащаться. Через какое-то время ко мне в палату положили еще одного человека — дедушку. Наступил такой момент, когда я сам уже не мог вычитывать всё положенное правило, тогда я включал аудиозапись этого правила, слушал его для того, чтобы подготовиться к Причастию, а в течение дня слушал Псалтирь. Когда ко мне подселили этого человека, я сделал звук потише, чтобы ему не мешать. А он мне говорит: «Вы сделайте погромче, я хочу тоже слышать эти слова, мне так хорошо становится, когда идет это чтение». И через пару дней он сам попросил его исповедовать и причастить. Это тоже было очень важным для меня свидетельством. Наступил праздник Крещения Господня, и вот я тогда включил трансляцию всенощного бдения из Храма Христа Спасителя. Для меня это тоже было таким интересным опытом — а вот как молиться по этой трансляции? То есть по идее я должен был встать и стоя молиться всё всенощное бдение в палате, не отвлекаясь, как на службе, но, во-первых, я физически не мог этого сделать в той ситуации, в которой находился, а во-вторых, всё равно присутствовало какое-то некое развлечение для зрения, я воспринимал богослужение больше как картинку, которая сопровождает всё остальное и насыщает и зрение, и слух. Сосредоточиться на молитве в этот момент намного сложнее, чем если просто слушать аудио, а уж тем более самому совершать молитву. Тогда я понял лично для себя, что, конечно, в этой ситуации для меня очень важно быть причастным празднику, Церкви, и это позволяет мне следить за трансляцией, но она не заменяет богослужения и молиться надо всё-таки самому.
Другую историю расскажу. Я служил в армии и как раз тоже в Крещение Господне попал в караул в комендатуру. Мне так хотелось попасть в церковь на Крещение, но мы ночь стояли в карауле, а утром вдруг по тревоге выехали в воинскую часть, откуда сбежал какой-то солдат. И вдруг мы проезжаем — я служил в Харькове, когда был еще Советский Союз — мимо Харьковского Благовещенского кафедрального собора, я слышу колокола, открываю брезент машины и вижу людей, которые выходят из храма, несут святую воду. До этого я стоял ночью в карауле, тихонечко пел тропарь и кондак праздника Крещения, и у меня еще было маленькое карманное Евангелие, его доставал и несколько раз перечитывал повествование о событии Крещения Господня. Для меня это тоже было соучастием в празднике. И вот Господь мне подарил возможность хотя бы издалека увидеть людей, выходящих из ещеэ, и услышать колокольный звон. Для меня это было подарком от Бога; это была некая сопричастность празднику в тех обстоятельствах, в которых я находился. Но, безусловно, это не заменяло моего непосредственного участия, если бы я был в свободном режиме и у меня была бы возможность прийти в Церковь.
Природа Церкви такова, что она требует участия всецело человека — и духа его, и души, и тела. Мы не отделяем тела от души. Мы в том числе и физически воспринимаем некоторые вещи: мы целуем иконы, берем благословение, священнослужители прикладываются к престолу, мы причащаемся. Без этого нет нашей церковной жизни, потому что так определил Христос, потому что Он создал Церковь и установил те главные моменты жизни, в которых мы должны участвовать полноценно, но не как-то гипотетически оправдывая себя тем, что я посмотрел, послушал, поучаствовал в церковной жизни. Тот, кто имеет опыт церковной жизни, никогда не заменит ее онлайн-режимом. Конечно, это вынужденный формат, который тогда, в первое время эпидемии, был вынужденным, но это, скорее, исключение из правила, исключение из нормы жизни, а норма жизни должна оставаться незыблемой.
Я думаю, что изоляцией Русской Церкви это не грозит. Но это грозит другим, и уже, собственно говоря, почти произошло разделение. Может быть, не очень ярко оформленное, но тем не менее. В 1054 году произошло разделение, но оно оформлялось всё равно достаточно долго, так что последствия возможны, подобно тому как это было между Западной Церковью, Католической, и Восточной, Православной.
Буквально вчера на Украине, где проходит конференция, посвященная теме соборности Православной Церкви, епископ Моравичский Антоний, представитель Святейшего Патриарха Сербского в Русской Церкви, заявил о том, что если Константинополь сейчас поступит так же, как он поступил с Украиной, в Македонии или Черногории например, то Сербская Церковь тоже перестанет поминать Константинопольского Патриарха. Мне очень грустно об этом говорить, потому что я лично знал и Константинопольского Патриарха Варфоломея, и Александрийского Патриарха Феодора, который заявлял о себе как о друге Русский Церкви. Он был воспитан на Украине, в Одессе, он был представителем Александрийского Патриархата на подворье в Одессе многие-многие годы. Он прекрасно говорит по-русски. Буквально незадолго до его предательства я посещал его в Египте в Александрии, мы с ним вместе молились.
Что такое Александрийская Церковь в Египте? Это очень малолюдная Церковь, в Египте в основном копты христиане, а в Александрийской Православной Церкви почти никого нет. Ее кафедральный собор в Александрии едва заполнен немногими людьми. Я был на службе там, служил наш русский священник, Патриарх сам пел на клиросе, один, нет диакона — он сказал, что вообще никогда не служил здесь с диаконом. Еще один старенький архимандрит рядом с ним был, который, видимо, там и служит, и еще один молодой архимандрит, который является секретарем Патриарха. Иногда Патриарх, находясь на клиросе, сам говорил: «Мир всем!» — и сам же себе отвечал: «И духови твоему». После литургии у нас вместе с представителем греческой диаспоры — греков там мало очень — был обед на берегу моря. Мы с Патриархом Феодором виделись и общались в Москве и в Петербурге. И для меня, конечно, как и для многих, кто его раньше знал, его поступок стал предательством. Но он, к сожалению, пошел на это, потому что есть некие рычаги на него и у госдепа США, и у Константинопольского Патриарха.
Константинопольский Патриарх пошел на это, безусловно, из-за личной обиды, из-за неучастия нашей Церкви в Критском соборе, который он хотел сделать Вселенским собором и таким образом войти в историю. Еще раз повторюсь, что человеческих страстей и обид в Церкви тоже хватает, и особенно страшно, когда этими вещами начинают заболевать люди высокопоставленные, потому что это грозит Церкви очень многими нехорошими вещами, что, собственно, и произошло. Как это врачевать? Только соборным разумом нашей Церкви. Что значит соборность? Это не большинство голосов. В православной традиции всегда до тех пор, пока кто-то один против, консенсуса быть не может. Консенсус будет в том случае, если все Церкви единогласно примут единое решение по данному вопросу.
Константинопольский Патриарх, как человек, который учился на западе, в Италии, очень хорошо знает устройство Католической Церкви (видимо, как-то где-то у него переменилось осознание), решил, видимо, пойти по тому пути, по которому пошла в свое время Западная Церковь, возвышая институт папства — самодержавную власть одного епископа, правда, эту модель он, видимо, хочет воплотить в восточном варианте. Я сейчас говорю об этом не потому, что я сам являюсь иерархом Русской Церкви. Я об этом слышал именно от его одноклассника, бывшего друга, покойного митрополита Амфилохия, Черногорского и Приморского, который учился вместе с Патриархом Варфоломеем в Риме. Тогда митрополит Амфилохий был иеромонахом, а Патриарх Варфоломей — иеродиаконом, и они служили вместе. Когда владыка Амфилохий встретился с ним последний раз, он пролетал через Стамбул, и у него было несколько часов, чтобы заехать и поговорить с Патриархом Варфоломеем. Он пришел и Патриарх, конечно же, принял его как своего старого друга. Они вспоминали свою молодость, говорили о разных вещах, и вся беседа была очень доброжелательной и благодушной. Но как только владыка Амфилохий коснулся темы Украины — ведь только он один при личном общении мог сказать Патриарху, что он не прав, — Патриарх Варфоломей поменялся в лице и голосе. Как говорил владыка Амфилохий, «я не узнал того человека, который был передо мной. Он был настолько одержим».
У нас действительно по диптиху только он может собрать всех. У Иерусалимского Патриарха это не вполне получилось сделать — не все приехали, кворума нет и, соответственно, консенсуса тоже. Когда это будет — один Бог знает. Теперь прежде всего надо молиться о единстве Церкви и прежде всего надо, конечно, пытаться, по крайней мере, дальше не наносить друг другу какие-то раны. Что будет дальше — никто не знает. Знает один Господь. Но сердце подсказывает, что пройдет какое-то время и всё-таки должно всё встать на свои места, потому что, если эта неправда будет продолжаться дальше, она приведет к еще более трагическим последствиям, намного более трагическим, и христианство в мире будет умаляться, а это трагедия для всего христианства. И те люди, которые возглавляют Поместные Церкви и допустили эти трагические ошибки, наверняка понимают свою огромную ответственность не только за свои Поместные Церкви, но и вообще за судьбу христианства и Церкви во всём мире и, конечно, должны одуматься.
Вообще, путь Церкви, каким он должен быть, — это всегда золотой путь; путь серединный, и в этом смысле, в том числе и в этой теме, это не исключение. Действительно, существуют у нас священнослужители, которые категорически отвергают полностью значение психологии и говорят, что нам всё это не надо, у нас есть Евангелие, у нас есть Таинства и так далее. Как одна из сфер науки, безусловно, психология включает в себя человеческий опыт, и этот человеческий опыт Церковь ни в коем случае не отвергает, если этот опыт не противоречит предназначению человека и тому духовному пути и тем духовным правилам, которые существуют в Церкви.
У меня однажды состоялся диалог с одним священнослужителем. Он категорически, с криком и пеной у рта отвергал возможность создания курса христианской пастырской психологии в духовном учебном заведении, утверждая, что это якобы разрушает устои нашей Церкви и подменяет пастырское душепопечение. Я смотрел на него, и просто жалко его становилось, потому что, во-первых, я видел, что ему самому психолог нужен, и когда он говорил о том, что должны люди идти только к нам, к священникам, и все вопросы решатся, я, честно говоря, смотрел на него с сожалением и думал: к кому-кому, но к тебе я бы никогда и ни за что не пошел и никому бы не посоветовал.
Есть действительно другая крайность; крайность, когда люди, разочаровавшись в чем-то, но будучи людьми действительно думающими, и способными, и образованными, чем-то не удовлетворяются и уходят в противоположную крайность, пытаясь найти и самореализацию, и одновременно успокоение для души своей в этой области. Самореализацию находят, потому что психологи сегодня очень востребованы. И кстати, в период пандемии психологи многие были очень востребованы, потому что у людей, находящихся в изоляции, начались большие проблемы. И я знаю некоторых психологов, которые онлайн работали с этими людьми, и они свидетельствовали о том, что запросы на психологов в несколько раз увеличились. Возможно, реализацию в этом материальном мире эти люди получают, занимаясь этим, они в том числе и материально себя обеспечивают. Но вот что касается заполнения того вакуума, который образовался у них в жизни, я не хочу об этом сейчас рассуждать. Я знаю некоторых людей, которые нарушали свое призвание, а потом они хотели бы вернуться, но сами боялись признаться себе в этом, боялись, естественно, будучи уже зараженными большой гордостью, признаться другим.
Был и такой случай, когда человек хотел вернуться, но заболел и не успел это сделать до своей смерти. Но Бог, верю, приветствует и намерения. Вы, может быть, знакомы с таким именем — Борис Братусь? Есть такой человек Борис Сергеевич Братусь, который является в наше время крупнейшим специалистом по христианской психологии, является преподавателем, профессором Российского православного гуманитарного университета святого Иоанна Богослова в Москве, у него десятки или, может быть, сотни работ по психологии и, в частности, много работ по православной психологии. Его знают очень многие психологи, это знаковая для многих личность. Вообще, основателем христианской психологии считается святитель Феофан Затворник, который тоже, конечно же, использовал область человеческого опыта и знаний для того, чтобы применять их в пастырской деятельности.
Есть у нас среди священников те, которые по своему образованию являются психологами, или те, которые получают параллельно образование, понимая, что им необходимо знать, что такое, например, возрастная психология. Вот я, например, не умею общаться с детьми. У меня нет своих детей, и я не умею с ними общаться, я не знаю, как общаться с детьми. Те родители, которые умеют общаться с детьми, наверное, тоже не всегда это делают правильно, потому что у них тоже нет никакой школы. А ведь существуют хорошие школы для родителей, например, в Петербурге. И родители, прежде чем родить ребёнка, туда идут и учатся тому, как правильно поступить со своим ребенком, чтобы ребенок потом, когда у него наступит кризисный возраст, не замкнулся от родителей, чтобы родители стали для него по жизни друзьями; как они должны с самого начала вести себя с ребенком, чтобы он не смотрел на них снизу вверх, а они исключительно сверху вниз не смотрели. Это тоже большое искусство, это тоже должно подкрепляться соответствующими знаниями.
Невозможно быть педагогом без знания психологии возрастной. Одно дело, когда преподаёшь в первом классе, другое дело, когда ты приходишь и думаешь, что тебя так же будут в девятом классе слушать, как в первом. И вдруг сталкиваешься совсем с другой аудиторией; с аудиторией, в которой много критики, шума, неприятия. И как поступить? Хотя бы азы психологии этого возраста знать надо. Я просто привожу, может быть, самые элементарные примеры.
К нам приходят зачастую и больные люди, в том числе и психически больные люди. А есть еще очень тонкая грань между духовной поврежденностью, которую мы называем беснованием, одержимостью, и психическими заболеваниями. У меня в юности был такой опыт косвенно. Я в юности не раз видел, особенно явственно видел один раз реально бесноватого человека. К нам пришла одна врач из села, она первый раз переступила порог церкви. И вот когда она пришла в церковь, она огласила храм таким сильнейшим звериным ревом, что я от страха прекратил чтение часов на богослужении. Я думал, какое-то дикое животное ворвалось в храм. Это был такой мощный звук, и такие были у нее страшные, звериные глаза. Когда ее выводили из церкви, она становилась совершенно нормальной. Так, немножко отдышавшись, она сама не понимала, что с ней происходит. Она несколько раз снова пыталась войти в церковь, но происходило то же самое, что и в первый раз. Через какое-то время мы повезли ее в Троице-Сергиеву лавру, а она сбегала несколько раз по дороге, пыталась сойти с поезда. Потом, когда мы привезли ее на электричке в Сергиев Посад, у нее отнялись ноги, и мы ее буквально несли на руках до Троице-Сергиевой лавры. Когда мы привели ее в Троицкий собор, она не могла подойти к мощам преподобного Сергия — мужиков десять здоровых пытались ее подвести к мощам, но она раскидывала всех как мальчиков. В итоге всё-таки удалось ее приложить к мощам. Мы молились за нее в соборе и несколько раз ее также подводили с большим трудом к раке с мощами. Потом, через какое-то время, она уже сама немного более здоровыми глазами посмотрела и сказала: «Я сама хочу подойти к мощам преподобного». На моих глазах она подходила, и такое ощущение, будто бы невидимый ветер ее отталкивал, и она всё равно преодолевала эту невидимую силу. Она подошла, приложилась. Все люди молились, смотрели на всё это. После того как она приложилась и подняла голову, по её лицу текли слезы. Она была невероятно счастливой. Ее преподобный исцелил.
Мы видели, как после этого человек стал нормальным, и решили, что такой подход необходим всем, кто страдает подобным недугом. И к нам на приход привели еще одну женщину с примерно такими же симптомами. Мы также привезли ее в Троице-Сергиеву лавру, но при этом ей становилось всё хуже. И тут потребовалась уже помощь врача. Мы вызвали скорую помощь, доктор посмотрел на нее и сказал, что у нее театральная шизофрения и ей ни в коем случае нельзя находиться там, где много людей. Это провоцирует болезненное состояние. Ей сейчас необходимы препараты срочно. Мы-то этого не понимали, не знали.
Есть вещи, в которых нужно немножко разбираться, хотя бы элементарные вещи знать. Для священнослужителей это очень важная тема. Нельзя полагаться на свою самоуверенность. Некоторые священнослужители считают, что по факту рукоположения они уже знают всё. Но благодать в Таинстве Священства дается для совершения Таинств внутри общины. Хиротония, то есть рукоположение, не делает нас автоматически ни умнее, ни опытнее, ни святее. Всё это дается лишь тогда, когда человек сам работает над собой и получает образование. Поэтому здесь нужен, безусловно, золотой путь. Психология тоже бывает разной, и психологические практики бывают разными, далеко уводящими от христианского пути и вообще от нормального здорового образа жизни для человека. Я рекомендую вам посмотреть работы профессора Б.С. Братуся, этого замечательного человека, которого знают многие коллеги в мире психологии, в том числе и христианской психологии, и вот этот человек — надежный и неповрежденный источник.
***
После беседы и чая всем участникам встречи митрополит Амвросий подарил свою книгу «Таинство прекрасных дел» и книгу А.И. Осипова «Носители духа».
Мероприятие продолжилось экскурсией для архипастыря и студентов по Путевому дворцу.
Во встрече со студентами приняли участие священник Сергий Будков, ключарь Спасо-Преображенского собора г. Твери; священник Кирилл Алексеев, председатель Отдела по делам молодежи Тверской епархии; Т.С. Куюкина, директор ГБУ ТО «Тверская областная картинная галерея».
Пресс-служба Тверской епархии
